Спектакль Отравленная туника
Лучшая пьеса литературного наследия одного из ярчайших представителей Серебряного века Николая Гумилева была написана им за три года до трагического ухода из жизни.
Эпоха творческого взрыва начала XX века интересует Романа Виктюка всегда; независимо от того, над какой постановкой он работает в настоящий момент, режиссер всегда опирается на творческий опыт гениев той эпохи — поэтов, драматургов, художников. И конечно, на судьбы этих гениев, которые почти всегда – трагичны. В годы, когда Гумилев писал «Отравленную тунику», контраст между изысканностью творческой атмосферы века и действительностью, которая всеми силами старалась эту атмосферу убить, был ярок, как, пожалуй, никогда до этого и никогда после. Противостоять жестокой действительности, в которой существовали Гумилев, Мандельштам, Сологуб, возможно только наивысшими выплесками творческой энергии, поэтому и тексты их столь высоки и творчески насыщенны. Именно такой литературный и общехудожественный материал и привлекает режиссера Романа Виктюка, который необыкновенно чуток к пограничным состояниям человеческих душ и более всего ценит именно произведения, продиктованные этими состояниями, написанные вопреки тому, что мешает художнику реализовывать его высокое предназначение, поскольку именно тогда и рождаются самые великие тексты.
Текст пьесы изыскан и образен, наполнен атмосферой восточной поэтической лирики, ведь прототипом главного героя, бродячего поэта Имра стал один из основателей арабской поэзии, легендарный поэт и воин Имру аль-Кайс, реальные факты жизни и творчества которого стали основой сюжета пьесы. И, подобно Гумилеву, написавшему трагедию с позиции поэтоцентричности мироздания, Роман Виктюк, принципиально существующий в таком же мироздании, соединяет в своем спектакле последние дни жизни поэта с его же произведением. Раскрывает творение путем раскрытия судьбы творца – один из его важнейших режиссерских методов.
Показывая в «Отравленной тунике» тектонический разлом времен и судеб, крича и плача о смерти, взявшей себе лицо любви, Виктюк кричит и плачет об уничтоженном поколении творцов начала XX века. Поколении, великое наследие которого никто до сих пор так и не смог превзойти.
Фотография обложки «Отравленная туника».
Автор Полина Капица. Источник Фото предоставлены пресс-службой театра Романа Виктюка.
Отзывы о «Отравленная туника»
Ещё 10 отзывовГлавный в этой экзотической пьесе Николая Гумилева — вполне исторический персонаж —поэт и воин домусульманской эпохи Имр аль-Каис (Дмитрий Бозин).
Почитала о нем – огонь, а не личность, но если и не читать, именно этот аспект образа дикого огня, поэтического животного и представляет актер. Имр аль-Каис, сын правителя из Йемена, прославлял эрос, ***** и алкоголь. Ребята из этой страны и сейчас вполне воинственные, но уже не язычники, а мусульмане, ни слова более, ведь что творил Имр аль-Каис – полный харам.
Постановка Р. Виктюка – замечательная, всемерно использует не только художественную сторону сочинения Гумилева, но и характер судьбы автора пьесы, как известно, трагический. Отсюда эта обстановка на сцене, простая и темная, отсюда одежды, родом не из византийской роскоши, а молодой и жестокой «без конца и края» Советской республики. Потому пальто накинуты на белое с золотом одеяние, оно остается внутри, это прекрасное, слабое, подверженное соблазнам тело человека, на которое одели белое полотно рубахи с вышивкой золотом по центру, а снаружи – шинель и сапоги.
История рассказана не только про арабского поэта, хотя он самый интенсивный элемент в сюжете, но и про конкретный императорский дом. Юстиниан (строгий великолепный Исаев Олег) и Феодора (Людмила Погорелова)– персонажи реальной истории, но здесь они не те совсем, другие. На территорию вымысла зашли и трапезундский царь (Башков Никита) и юная отроковица-дочь императора (Анна Подсвирова) как двигатели любовно-нелюбовной линии.
Самый отстраненный персонаж – у Ивана Ивановича, он - евнух, служит, содействует, но не участвует.
Дмитрий Бозин же священнодействует нон стоп, стихи буквально переводит в просодику, которая считается более древним уровнем владения языком, чем слова, нахожу это вполне уместным для роли.
Роли совершенно дикого араба с непреодолимым влиянием на женщин, страстью к вину, стихам и коням, да, такое животное всяко интереснее простенького князя из Трапезунда.
Византийская принцесса не могла сделать другой выбор, 13 лет ей или 31. После чего и монастырь не такое уж и наказание, право.
Тогда как туника, пропитанная ядом..
«Отравленная туника» - мое первое знакомство с творчеством Гумилева. И третья встреча с Театром Романа Виктюка. Почему встреча? Потому что этот театр уже третий раз обращается ко мне со сцены напрямую, вовлекает в диалог. Персонажи не просто привлекают интерес, не только заставляют сочувствовать – весь спектакль они ведут со зрителем беседу. Театр Романа Виктюка третий раз творил магию Искусства на сцене.
Первое, что обращает на себя внимание зрителя – камни, разложенные вдоль сцены. Вещественное олицетворение долга, гнетущего обязательства, глухой злобы, оков, сковывающих сердце человека, исконно стремящееся к свету и счастью. «Я — девочка и только!
Позволь мне доброй быть и быть счастливой?» обращается царевна Зоя к своему неумолимому отцу Кесарю.
Холодный камень проходит невидимым, но страшным спутником Имра через весь спектакль. Груз долга мщения камнем лежит на его сердце. Камень не дает свободолюбивому арабу поднять с колен терзаемую междоусобицей Аравию. “Камень” мести замениться “камнем” власти Византии над его Родиной. Удар камнем о камень не дает в начале пьесы Имру действовать по велению сердца. Полюбить Зою – значит предать обед воздержания, значит предать Родину, захлебывающуюся кровью. Но страсть берет верх… “Камень” раскаяния и стыда берет в руки царевна Зоя, разбив сердце трапезондского царя. Два главных соперника – Имр и трапезондский царь вместо любви, счастья и славы остаются в конце спектакля лишь с двумя леденящими руки “камнями” страшной смерти.
Отдельно хотелось бы упомянуть игру актеров. Именно благодаря ей удалось настолько точно передать непредсказуемость и коварство любви. Оба полюбившие Зою - сильные, доблестные мужчины. Но какие же они разные, какие разные чувства испытывают к царевне.
Жених Зои трапезондский царь ( Никита Башков ) – олицетворение светлой стороны любви, самых высоких помыслов, порождаемых ею. И сам он – в белой одежде, светловолосый всем своим видом говорит о добродетели. Зоя для него священна. Кажется, что он любит ее душу. Никогда он не мог шептать речей, заставляющих щеки юной царевны залиться румянцем. Трапезондский царь боготворит свою невесту, видит ее в образе светлого ангела и даже готов оставить ее со своим соперником, соблазнителем Имром наедине. Настолько он верит в ее непорочность.
Имр ( Дмитрий Бозин ) являет зрителю совсем другую сторону любви – темную, знойную, душную страхом и страстью, как арабская ночь. Полная противоположность жениха Зои он даже движется по-другому. Трапезондский царь прям в своих словах и поступках, прямо стоит и на сцене. Движения его размашисты, свободны. Имр то неистовым зверем бросается на врага, то текучими шагами, каждым жестом напоминая змея-искусителя, подкрадывается к Зое. Царевна разжигает в нем страсть, темное, звериное неистовство, до крика, до воя. Он любит ее безумно, но… Именно образ Имра отражает такую характерную для мужчин черту. Лишь только появляется перспектива славной битвы, великого свершения, доблестной схватки, Имр тут же бросает Зою и, даже не поцеловав ее на прощанье, спешит к своей новой армии.
Сама пьеса Гумилева заставляет задуматься над таким множеством вещей… А постановка этой пьесы только увеличивает их количество.