Любимая певица московских меломанов в октябре дает сольный концерт и поет в постановке родного Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. В интервью «ВД» Хибла Герзмава рассказала о любимых партиях и о том, как долго собирается петь.

Известно, что в консерваторию вы поступали не только на вокальное отделение: три года учились еще и на органном. Вы не были уверены в своем будущем певицы?
Нет, когда я поступала на вокальное отделение, то знала, что буду петь. Но у нас в Пицунде есть храм IX века, в котором стоит потрясающий орган, и с детства я представляла себе, что буду органисткой. Так что я закончила три класса, но без диплома, просто для себя. Мне кажется, певица должна знать, как работают разные инструменты. Что касается вокала, то запела я по-настоящему после смерти мамы. Запела вот таким звуком, который и дал возможность состояться моей вокальной истории.

После Конкурса имени Чайковского, на котром вам вручили Гран-при, вы пришли в Театр Станиславского и Немировича-Данченко, который стал для вас вторым домом. Почему именно этот театр? Ведь перед вами были открыты все двери.
Меня сюда привела за ручку мой педагог в консерватории Евгения Арефьева. Тогда Александр Борисович Титель, мой шефочка, как я его называю, готовил постановку «Богемы» и набирал молодых исполнителей. Я прошла два тура прослушивания — было сложно, но я старалась. И меня взяли на роль Мюзетты.

Правда ли, что вам тогда велели похудеть?
У меня такая конституция, что очень худой я никогда не была и не буду. К тому же — как мы жили в общежитии? Часто устраивались застолья, на которые я пекла хачапури. О какой диете могла идти речь? Поэтому, когда я закончила консерваторию, то была пампушкой. Александр Борисович, посмотрев на меня, сказал: «Вы нам очень нравитесь, но надо похудеть». И он был прав — актриса должна быть на сцене красивой и элегантной. Когда я вернулась похудевшая, сбросив 19 килограммов, он меня не узнал.

Как вам удалось похудеть?
При помощи раздельного питания. Я ела только вареную курицу, салат, немного сыра. Пила много кофе, потому что без него просто не могу жить. После шести часов вечера ничего не ела, только пила воду. Мне кажется, все получилось, так как передо мной была планка, которую я должна была взять. И еще мне очень хотелось попасть в этот театр.

В «Дон Жуане» вы исполняете роль Донны Анны. Ранее вы пели эту партию в Ковент-Гардене и Венской опере…
Это принципиально разные спектакли. В этом-то и интерес, что партия одна и та же, вокальная история мало чем отличается, а вот образы совсем другие. В каждом из театров тебе дают задание сделать Донну Анну непохожей на созданные ранее образы.



В Лондоне сложнее работать, чем в Москве?
Понятно, что в родном театре и стены помогают. Когда тебя приглашают работать в другом театре, то ты должен там всем понравиться. Когда я подписываю контракт с Ковент-Гарден на несколько месяцев, то приезжаю в Лондон, снимаю квартиру. С оперными театрами такая практика: артисты сами себе оплачивают проживание. Я всегда снимаю квартиру рядом с театром, как минимум двухкомнатную, потому что, бывает, сын ко мне наведывается. Получается дорого, но чтобы успешно выступать в чужом театре, нужно прежде всего уютно жить в этом городе.

Как вы готовитесь к спектаклю?
Подготовка начинается с утреннего кофе. Вообще в день спектакля я долго сплю, люблю поваляться в постели часов до двенадцати.

А после спектакля как отдыхаете?
Вся в гриме прыгаю в машину, и мой водитель везет меня домой. Потом часа два валяюсь в пене и долго стою под душем — смываю с себя все, что было во время спектакля. Ведь приходит много людей, и у всех разная энергетика.

У вас есть любимые партии?
Я всегда улетаю в небеса. Если скажу, что какая-то партия мне нравится больше, то другие мои девочки, которых я исполняю на сцене, обидятся. Всех моих героинь я проживаю на сцене с большой любовью и большой отдачей. Невозможно сказать, что люблю что-то больше или что-то меньше. Просто некоторые спектакли даются легче, а некоторые труднее. И это зависит не от партии, а от моего настроения, состояния души, здоровья, от моей женской сути. Я своих девочек никогда не обижаю, всегда их уговариваю: «Девочки, давайте, соберитесь!» Сегодня одну уговариваю, завтра — другую.

В «Сказках Гофмана» вы исполняете сразу три совершенно разные партии. Сложно это делать?
Для меня история с тремя партиями закончена. Я перестала исполнять партию Олимпии. Со временем голос у женщины меняется: спускается вниз, становится более объемным и тяжелым. И я себя сегодня чувствую не колоратурным сопрано, как было раньше. В конце прошлого сезона был последний спектакль, когда я пела все три партии. Сейчас буду петь либо Антонию, либо Джульетту, а вот Олимпию уже не буду.

О какой партии вы мечтаете?
О Дездемоне в «Отелло». У меня уже подписан контракт с Метрополитен-опера, и очень скоро я с огромным трепетом начну репетировать эту партию.

Как долго вы видите себя на сцене?
Очень важно петь то, что подходит для твоего голоса. И лучше уйти на два дня раньше, чем на один день позже. Я абсолютно серьезно говорю, что уйду немножко раньше, чтобы люди запомнили меня со свежим тембром голоса. Вообще, век певицы довольно короткий. Это мужчины могут у нас до восьмидесяти петь. Когда я перестану себя удивлять, когда мне станет неинтересно, тогда, наверное, и закончится Хибла Герзмава. Но пока, мне кажется, еще рановато на покой, мне есть чему учиться.