Кама Гинкас поставил в Театре юного зрителя спектакль о последних днях гробовщика. «Скрипке Ротшильда» Гинкас «расщепляет» прозу Чехова – как атом в термоядерном реакторе – на диалоги, извлекая с помощью этого процесса новые игровые возможности (иногда – рискованные, иногда – вразрез с чеховской интонацией) и новую энергию. «Прощаясь в по-следний раз с Марфой, он потрогал рукой…» – все еще надеется на запоздалую нежность жена Марфа (Арина Нестерова). «Потрогал… гроб, – жестоко пресекает сантименты умирающей жены гробовщик Яков Бронза (Валерий Баринов), – и подумал: «Хорошая работа».

Яков и сам сработан, точно крепкий гроб, – цельный, монолитный и примитивный. Штампует гробы, подсчитывает убытки от праздников, прибыль от похорон и почему-то замечательно играет на скрипке. Господь ведь иногда создает гремучие коктейли из людей, и в одном из его творений может прекрасно уживаться абсолютный музыкальный слух и абсолютная человеческая глухота. «Скрипка Ротшильда» – это история об обретении душевного слуха, мучительный прорыв к своей сути, за который человек платит жизнью.

Яков Бронза окружен и защищен нарядными свежестругаными гробами, как крепостью. Захворавшую жену Марфу он везет в больницу, перехватив ее легко, как доску. А смирившись с неутешительным диагнозом-приговором, торопится начать работу над новым гробом для еще живой жены, отмеряя по ней мерку таким жестом, точно режет скотину. Схоронив супругу, куражится, орет пьяную частушку, но не может заглушить музыку безмерной печали, которая уже рождается в его душе и суть которой – скорбь познания. В бессильной ярости крушит свой частокол из гробов, за которыми – черная бездна кулис.

С единственным светлым пятном – постаревшей, увядшей вербой, под которой когда-то молодой Яков пел песни с юной женой. Дупло в этой вербе станет ему могилой. Жизнь легка, пока ты проживаешь ее бессмысленно, но в своих подлинных проявлениях сложна, почти невыносима для слабой человеческой природы. Если это принять, то жизнь прекрасна. По Чехову.