, недавний лауреат «Маски» и один из лучших режиссеров нового поколения, впервые работает в МХТ.
Ты впервые работаешь в МХТ, причем в таком непривычном пространстве.
Необычное сценическое решение связано прежде всего с самим произведением, в котором есть внятный мир Махмудова, а с другой стороны — Ма рина, у которой дом на Яузе и которую милиционеры считают ведьмой. Ее дом — метафоричное и метафизичное пространство, он есть, и в то же время его как бы не существует. Если говорить о мире Махмудова — это организованная структура, а мир Марины — в нем нет структуры, это территория того иррационального и неуловимого, что есть в человеке. Марина все время ускользает — и от зрителя, и от Махмудова, ее нельзя определить и зафиксировать. Она как Солярис в фильме Тарковского.
Она и вправду ведьма?
Нет, это восприятие ментов. Они сталкиваются с чем-то, что не могут контролировать. Луцик и Саморядов создали нереальный, неуловимый образ. А я пытаюсь сделать так, чтобы зритель, как в кино, не получал целостного событийного ряда, как будто взяли и вырезали какие-то сцены. Это дает возможность провоцировать фантазию — и мою, и публики.
Если пересказывать содержание, что происходит с этим домом?
Менты никак не могут в него пробраться, вызывают спецов. Одни маг, другой мегасилач. Потом вызванивают некого Костю Некрасова (Иван Ивашкин), который когда-то поймал чудо-юдо в Саратовском озере. Он приезжает. Тут жанр пьесы (ее для нас адаптировал Михаил Дурненков) начинает скользить: это реальность, но как будто слегка деформированная. Ты же обратила внимание на опознавательные знаки на форме милиционеров — по ним видно, что это некий сдвиг реальности. Как будто взяли оптический прибор и немножко подвинтили. Это придумал художник Алексей Лобанов, и, по-моему, это очень здорово.
Чем закончится эта история?
Ну конечно, катастрофой! Неразрешимая проблема кроется внутри самого человека. Хаос и порядок никак не уживаются. С другой стороны, из хаоса все и рождается. Мы видим героя, который пытается подчинить себе то, что подчинить невозможно, — и терпит фиаско. Тут, конечно, есть еще история, связанная с современным героем. Современность выражается в том, что толерантность у него плавно переходит в подлость.
Герой — это Махмудов?
Нет, это Некрасов. Он единственный, кто может пробраться в дом к Марине, его туда пускают, но он предает это место, боясь потерять свое положение внутри мира Махмудова. Предает и гибнет.
А почему в «ментуре» появляется человек в рясе и с пропеллером вместо кадила?
Это некий священнослужитель, который запутался, весь состоит из кусочков — как все мы, полностью дезориентированные в информационном хаосе.
Что происходит в финале с Мариной?
Она исчезает. Дом Калашниковой — там, где она. Если она где-то возникает, пространство деформируется, случается взрыв — и она появляется. У нас с этим будет связан некий постановочный сюрприз — декорация кардинально изменится, но подробности я пока не раскрою.
Если спрашивать в лоб, то этот спектакль — про непримиримость двух миров: мещанского, где все регламентировано, и творческого хаоса?
Я бы так не сказал. Ведь любовь — это тоже хаос. Да и жанр спектакля определить не берусь: то ли Луцик, то ли Гоголь.
фото: Игорь Захаркин
