Последняя и, может быть, самая шумная и многообещающая премьера сезона – «Вишневый сад», для которого литовский гений театра Эймунтас Някрошюс набрал безупречный звездный состав. Мы смогли проникнуть за кулисы и увидеть, как на репетициях Фирс бьет в барабан, Лопахин говорит с зайцем, а Варя пытается повесить луну. Со стороны репетиция выглядит так. На сцене, сменяя друг друга, один актер от души лупит в барабан, другой что-то шепчет, прижимая к груди чучело зайца, третий кричит так, что становится не по себе… За кулисами знаменитая актриса нервно теребит листки с ролью и на предложение пообщаться с журналистами отвечает: «Не могу, не могу! Не сейчас». Другой знаменитый актер в глубокой задумчивости бродит за кулисами, обмакивая в пластиковый стаканчик чайный пакетик. Спокоен только один человек – Някрошюс, который сидит в зрительном зале, внимательно наблюдает за всем, что происходит на сцене, и время от времени негромко делает замечания.

У Някрошюса самые именитые чувствуют себя студентами. Если актер (народный, заслуженный) делает что-то хорошо – это хорошо, если плохо – это плохо. Никаких «побочных явлений» типа ложного уважения, поклонов и т.п. Только работа. Някрошюс держит паузу – настоящую, такую, от которой мурашки по спине. Внутреннее напряжение актеров возрастает до предела. Затаив дыхание, они слушают каждое слово режиссера, боясь пропустить что-то важное.

На первой репетиции Някрошюс сказал: «Пять дней вы ничего не будете понимать. Не удивляйтесь, так у всех бывает». Актеры поулыбались, подумали, что режиссер шутит. Но все оказалось именно так, как сказал мастер.

Някрошюс постоянно просит делать этюды – специальные упражнения, развивающие актерское воображение, но впрямую к спектаклю не относящиеся. «На одной из репетиций он предложил мне… повесить луну, – говорит Инга Оболдина, играющая Варю. – Я что-то сделала. Някрошюс улыбнулся, сказал: «Похоже. Но лучше сделать луну из бумаги».

К тексту Някрошюс вообще прикасается в последний момент. Прежде он ищет атмосферу, образ. Актерам, привыкшим идти из текста, работать очень сложно и… настолько же интересно.

Стремясь к живости, сиюминутности реакций, Някрошюс, кажется, какие-то сцены намеренно не доводит до конца. Посмотрев отрывок с Лопахиным и Трофимовым, остался недоволен: «Уж очень накатанная сцена, будто 20 раз сыграли. Нарушить надо где-то».

Несколько вопросов в перерыве между репетициями

Евгению Миронову (Лопахин)

– Как проходил отбор актеров?

– Мы с Някрошюсом были знакомы до этого. Он ничего не просил читать или показывать. Мы просто говорили.

– О чем?

– О волке. О его характере, о том, как он себя ведет, когда его обложили красными флажками. Но это ни о чем не говорит. Еще Някрошюс спрашивал меня про Мышкина, как я играл сцену с вазой.

– И уже во время беседы вам предложили роль?

– Нет, прошло довольно много времени. Потом позвонили и сказали, что Някрошюс предлагает мне роль Лопахина. Я согласился.

– Всей труппой вы выезжали на репетиции в Литву. Вы там только репетировали или были какие-то совместные прогулки по городу, выезды на природу?

– Выходными каждый распоряжался по собственному усмотрению. В последний день Някрошюс посадил меня в машину и показал Вильнюс, где я был впервые. Мы поднялись на самую верхнюю точку – гору, с которой виден весь город.

– На репетициях Някрошюс говорит, что нужно делать?

– Не что делать, а как. Как Лопахин умывается, как улыбается. В моем сознании не укладывается, как вещи, которые я делаю, могут совмещаться в одном человеке. Как я для себя это оправдаю, пока не знаю. Но это настолько интересно, что я стараюсь все делать без вопросов, хотя и не всегда получается.

– Кто, на ваш взгляд, будет главным героем спектакля: Раневская, Лопахин, Фирс или, быть может, Прохожий?

– Не знаю… Думаю, что сам Някрошюс.

Алексею Петренко (Фирс)

– Как вы думаете, почему Някрошюс увез актеров репетировать в Вильнюс?

– Это его земля, а своя земля дает силу. У Някрошюса там свой театр, «сыгранная» команда, люди, которые понимают его с полуслова. Все его предложения и требования выполнялись за считанные минуты. На своей территории зачин делать сподручнее. Кроме того, собрались не известные ему актеры, им нужно было привыкнуть к режиссеру. Мы были как бы в гостях у Някрошюса, и привыкание друг к другу проходило проще.

– Что вы знали о Някрошюсе раньше и как изменилось ваше представление после знакомства?

– Я видел спектакли Някрошюса, а после непосредственного знакомства и совместной работы понял, какой это добрый, нежный, ранимый, нескончаемо талантливый человек. В то же время он требовательный профессионал, твердый и где-то даже жесткий. Някрошюс ничего из себя не изображает, обстоятельства его не меняют, он натурален в любой обстановке.

Инге Оболдиной (Варя)

– Как проходило собеседование у Някрошюса?

– Он спросил: «Ну, как вы живете?» Я что-то рассказала. Пять минут молчания. Я не выдержала и говорю: «Может быть, мне спеть?» – «Нет, ни в коем случае» – «Почитать?» – «Зачем? Не надо». Снова пауза. Потом Някрошюс говорит: «Встаньте». Я встала. «Повернитесь». Повернулась. «Хорошо, спасибо».

– Иногда Някрошюса обвиняют в том, что актеры нужны ему лишь в качестве марионеток…

– Это неправда! Он все время требует этюдов, идей, постоянно говорит: «Показывайте, предлагайте». Это первый режиссер из тех, с которыми мне приходилось работать, который выслушивает всех до конца, даже если человек несет бред.

Декорации и реквизит

Мы увидим на сцене фрагменты разрушающейся усадьбы, сто крутящихся вертушек, 13 стульев (по числу героев пьесы), которые потом свяжут веревками и они превратятся в колесо, гимнастические кольца, чучело зайца. Много дерева и грубой упаковочной бумаги. На протяжении спектакля декорации трансформируются, в каждом акте добавляется фактура: дерево, сложенный из веток костер. В конце спектакля калитка разрушится и превратится в крохотный домик-скворечник, куда загонят несчастного старика Фирса.

Эймунтас Някрошюс – кто он?

Режиссер № 1 из Литвы, которого в России уже давно признали лидером мирового театра. В каждую его московскую гастроль, которая случается раз в 1,5–2 года, зрители берут театр штурмом и смотрят монументальные четырехчасовые фрески не шелохнувшись. На этих спектаклях можно увидеть весь театральный бомонд. После гастролей театра Някрошюса у московских режиссеров сразу возникают свежие идеи и даже случаются просветления. В безоговорочной любви к Някрошюсу можно усмотреть тоску по «театру народов СССР» – «бывшим нашим» национальным культурам, таким родным и таким далеким. Мощный осколок авторского театра, каким в России был когда-то театр Эфроса и Товстоногова, Эймунтас Някрошюс впитал в себя традиции русского психологического театра, глубинные языческие корни и католическую религиозность Литвы.

В перестройку он потряс Москву антисоветскими спектаклями «Нос», «Пиросмани» и «Квадрат». Затем поставил всего Чехова (кроме «Вишневого сада») и шекспировские «Отелло», «Гамлет» и «Макбет».