Дежавю: сначала МХТ имени Чехова выпускает «Крейцерову сонату» и почти сразу в Театре имени Пушкина премьера спектакля по той же повести Льва Толстого. И главное — до этого «Крейцерова соната» никогда не ставилась на сцене. А еще в сегодняшней московской афише обнаружилось шесть постановок «Трех сестер», восемь «Ревизоров» и пять «Вишневых садов». «ВД» решил разобраться, почему столичные режиссеры болеют одними сюжетами.

Прогноз погоды на вчера
Зачем режиссеры, не сговариваясь, вдруг вгрызаются в какую-нибудь пьесу, которая до этого десятки лет пылилась в архивах?
Сами жертвы эпидемии, режиссеры и артисты, не всегда знают ответ.
Театроведы утверждают: все попытки объяснить капризы театральной моды обречены на провал. Они цитируют древних поэтов («Книги имеют свою судьбу») и откровенно смеются над теми, кто пытается разобраться: отчего вдруг в этом сезоне необычайную популярность приобрела, скажем, не самая известная повесть Льва Толстого. А ведь еще год назад властителем режиссерских дум был, к примеру, Островский или Достоевский! Признаем: предсказать репертуарные капризы не способен никто, а рассуждать о них задним числом означает уподобляться синоптику, который составляет прогноз погоды на вчера. Но мы попробуем — назло скептикам и жертвам эпидемий.

Хроническая смерть Тарелкина
Для чистоты эксперимента отбросим эпизоды, когда в моду входит какой-нибудь современный драматург и его произведения «на злобу дня». Беззаветная страсть наших театральных антрепренеров к комедиям бродвейского драматурга Рэя Куни тоже не нуждается в объяснениях — это так называемые кассовые комедии. Не вызывает у публики вопросов и слабость российского театра к пьесам Чехова. Антон Павлович для нашего театра не сезонная эпидемия, а хроническое заболевание — к этому даже далекие от театра люди давно привыкли. Но, вот, например, четыре года назад был случай, объяснить который рационально нельзя. Режиссеры атаковали почти забытую комедию Александра Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина». Жгучее желание поставить самую гротесковую из пьес драматурга синхронно зародилось у двух театров имени Пушкина (московского и петербургского), в Малом театре, в театре Et Cetera и в Центре драматургии и режиссуры. Зрители с изумлением вглядывались в афишу, силясь понять, почему Тарелкины в России стали дохнуть как мухи. Критики кое-как объяснили это совпадение политической ситуацией в стране. В конце концов, эта пьеса всегда становилась актуальной в России, когда либеральная оттепель сменялась заморозками. Говоря современным языком, «Смерть Тарелкина» —- пьеса про оборотней в погонах и кровопийц-олигархов. Прозорливый Сухово-Кобылин всего лишь снял кавычки со слов «оборотень» и «вурдалак» — и оказалось, что Россия густо населена восставшими из ада монстрами. Однако, сколько не теоретизируй про политическую подоплеку, твердо объяснить, почему мода на Сухово-Кобылина не возникла сезоном раньше или сезоном позже, трудно. Может, пьесы и правда имеют свою судьбу, и все тут?

И все же «Крейцерова соната»…
К «Крейцеровой сонате» Антон Яковлев (его спектакль в декабре вышел на Малой сцене МХТ) и Александр Назаров (он репетирует в Пушкинском) пришли разными путями. И спектакли у них, судя по всему, вышли абсолютно разные. Про мхатовскую версию, главного героя которой сыграл Михаил Пореченков, мы уже писали, а вот премьеру Театра имени Пушкина увидим только на этой неделе. Накануне спектакля режиссер Александр Назаров объяснил «ВД», откуда у него возник интерес к «Крейцеровой сонате», и почему этому спектаклю не страшна конкуренция. 

- Я знаю, что вы с Антоном Яковлевым вместе начинали как актеры «Современника». Интересно, а кому из вас первому пришла мысль взяться за Толстого?
Мы с Антоном действительно знакомы давно. Кому первому пришло – не знаю. Я всегда любил позднего Толстого – Толстого того периода, когда был написан «Отец Сергий», «Смерть Ивана Ильича» и «Крейцерова соната». У меня в голове они давно сложились в некую трилогию. Еще лет семь назад я предлагал «Крейцерову сонату» Театру имени Вахтангова, но в то время - не сложилось. А не так давно драматург Елена Исаева, с которой мы работали в кино, узнав о моем замысле, предложила мне свою пьесу по «Крейцеровой сонате». Спектакль МХТ я не видел, и вообще считаю, что одинаковые названия в афишах – совсем не повод для соревнования. Тем более, самих событий, о которых вспоминает герой «Крейцеровой сонаты» Позднышев - бесконечных семейных скандалов и убийства на почве ревности - в нашем спектакле не будет. Мы разыгрываем лишь отношения между Мужчиной (актер Андрей Заводюк) и Женщиной (Ирина Петрова). Толстой чувствовал, что в терпимости общества к сексуальной свободе, к которой призывает сексуальная революция, заложена бомба. И он понял, что этой всеобщей свободе нужно противопоставить хоть какие-то правила и законы – иначе человечество сорвется в пропасть.

- Так может, в этом и кроется секрет внезапной популярности «Крейцеровой сонаты» - устав от вседозволенности, человечество пытается ограничить свою свободу – и вспоминает толстовские проповеди?
Думаю, вы правы. Мы интуитивно пытаемся спастись, вернуться к каким-то рамкам и правилам. Именно поэтому интерес к Толстому сейчас будет заметно расти. Традиционно русский театр всегда больше интересовался Достоевским – он полифоничен и парадоксален, Толстой же более прямолинеен. Но сейчас, мне кажется, настает время Толстого – время проповеди. Кто-то ведь должен остановить нас, напомнить нам, что человек – вовсе не центр Вселенной.