Афиша выставки Автаркия в Москве

Миша Бурый собирает отходы производства — обрезки бумаги или картона, куски пластика и фанеры, излишки полиграфических или строительных процессов — и делает из них антропоморфные скульптуры. Этот аккуратный мусор не просто подвергается апсайклингу, художник выстроил целую теорию вокруг собственной деятельности. Современные люди, по его мнению, живут в безжалостном мире, где от них мало что зависит, в любой момент они готовы всего лишиться. Как раз такие персонажи, в духе осовремененных Книг Иова и Екклесиаста, представлены в скульптурах Бурого. Зритель сразу видит главное: они рождены из праха и могут с легкостью в него вернуться, чтобы быть пересобранными в новых людей. Затем цикл непременно повторится — и так до бесконечности. Как будто в каком-то бесчеловечном конструкторе, существа эти претерпевают непрерывные мутации. Их хрупкое временное человекоподобие постоянно подвергается испытаниям и искушениям.

Важным моментом в работе Бурого стало именно нахождение материала, напоминающее первобытное собирательство. В завалах выброшенных остатков сырья он выискивает удачные формы, неожиданные изгибы, поражающие оттенки и прочие указующие знаки, нередко вполне мистические. После того как добыча доставлена в мастерскую, художник сопоставляет отдельные элементы, отсекает лишнее — в результате, сами собой рождаются скульптуры. При таком подходе многое, если не всё, отдается на волю случая. От автора требуется лишь беспрекословно соглашаться с линиями судьбы, ставить подпись на каждом ее повороте: с происходящим ознакомлен, обязуюсь продолжать движение в выбранном не мной направлении. Выходит, сам Бурый полностью принимает модус существования персонажей своих работ, а они, по большому счету, оказываются его «лирическими героями». Его многочисленными альтер эго, обитающими в опасном, ненадежном мире.

Актуальная выставочная практика основана на своеобразном перфекционизме, когда составляющие экспозицию объекты доведены до идеально сглаженной, вылизанной формы. Каждый элемент, вплоть до самых миниатюрных деталей, должен выглядеть на фотографиях, особенно в соцсетях, предельно совершенным, как только можно представить в самых смелых мечтах. Бурый идет поперек данной тенденции — или, как мы выяснили выше, мир ведет его этим непростым путем. Его задача — захламить экспозицию настолько, насколько позволят обстоятельства. Даже если нет возможности заставить коробками, ворохом промышленных ошметков и сколоченными из досок конструкциями выставочный зал, открываются другие пути. Художник дублирует паттерны бумажных обрезков и под завязку заполняет ими холсты, отчего картины будто разбухают, готовые вырваться наружу и завалить содержимым помещение. А напоминающие людские фигуры скульптуры, выполненные в старой доброй традиции пластического динамизма, только и ждут, когда подвернется шанс развернуться, одновременно представив все потенциальные векторы движения, все вероятные покрытия пространства.

Сочетание экологической осознанности и возвышенного пессимизма художника со скрытым взрывоопасным зарядом хаоса в его работах на выходе дает меланхоличное повествование о судьбах медленно умирающей Земли и сдуваемого ветром истории с ее поверхности человечества. Мир заполняется мусором, но это уже не противопоставленный нормативной реальности эксцесс, а его законная и конституирующая жизненный уклад составляющая. Отходы стали не просто частью окружающей действительности, но активно формируют ее. Теперь без них никуда, теперь они нам необходимы. Мир закольцовывается в самообеспечении. Эпоха автаркии требует нового человека, а Миша Бурый уже набросал, как это племя незнакомое будет выглядеть.

Сергей Гуськов