В современном искусстве мало места для лиризма. На арт-рынке и в галереях его почти не найти — за редким исключением: куда важнее сегодня для нас остросоциальная повестка, политика, острые, пограничные человеческие состояния. В этом «сегодня» художники в лучшем случае обращаются к коллективной памяти и советскому прошлому. Несмотря на это, художник все еще не потерял право выстраивать вокруг себя свой собственный мир, который может быть не похож на все происходящее вокруг — у него по-прежнему есть возможность не оглядываться ни на одну из существующих повесток. Создание новой, индивидуальной лирической реальности — вот та новая эстетическая повестка, которая входит в свои права сегодня.
Художник Евгений СОЛОДКИЙ родом из Саратова — и он может называться настоящим символом аутсайдерского индивидуализма, идеалом для всех, кто стремится выйти из предлагаемых обстоятельств и создать свои собственные.
Евгений расписывал соборы и создавал ультрасовременные инсталляции. Основал в 90-е новое художественное течение и осуществил десятки персональных выставок по всей Европе. Объездил весь мир — но всегда возвращался в Саратов, поэтический город, окруженный легендами. Сегодня он создает ту самую новую поэтическую реальность и предпочитает никому ничего не доказывать, создавая искусство ради него самого.
«Но то был сон»
В поэтической системе Евгения есть и пограничность состояний, и легкое ощущение фантазма или миража. Происходящее на полотне порой кажется нам смутно знакомым — мы уже видели подобные образы у символистов и сюрреалистов. Вот ангел, трогательно сгорбившийся над своей скрипкой, вот плывущий в закатном воздухе замок, вот почти растворившийся в красочных бликах женский образ. Все это, кажется, уже когда-то было: и все же есть в этих образах чарующая сиюминутность воплощения — и, разумеется, впечатление прекрасного сновидения.
Источником этой живописной реальности для художника может быть что угодно: литература, сказка, миф или сон или просто ощущение от увиденного ранее, но скорее то неосознанное, гулкое пространство сна, в котором все полно значения — и ничего не задерживается надолго. С этих картин на зрителя смотрят ангелы и сардонически улыбающиеся волшебники, серьезные подростки и растворяющиеся в дымке девушки или загадочные корабли-призраки. Однако конкретного героя в живописных работах Евгения нет. Все эти персонажи — воплощения какой-то одной волнующей художника темы, это — медиумы, многозначительно молчащие символы.
«Пройти, чтоб не оставить тени»
Поиск свободы — вот лучшая (и самая долговечная) философия для современного художника-аутсайдера. Порой может показаться, что единственный выход для обретения оригинальности — это выйти из бешено раскручивающейся спирали современного общества, отделиться от него и обрести новое дыхание, новую эстетическую концепцию. Первую половину своей жизни Евгений прожил в бурном вихре арт-свершений: Москва, Мюнхен, новое саратовское объединение «Желтая Гора», опыты в жанре акционизма и инсталляции. Однако же только сделав успешную карьеру в качестве художника и креатора стало ясно, что его настоящий путь — дауншифтинг. Думая о свободе, Евгений построил океанскую яхту и пять лет прожил на борту восьмидесятитонного Гелона в Средиземном море, став художником-капитаном. Однако и море не всегда помогает достичь этой самой свободы достичь.
Сам Евгений после периода бурных экспериментов над собственной жизнью выбрал для себя еще один путь — полное погружение в искусство, мастерская и неторопливые путешествия по суше. Нельзя быть одновременно и капитаном, и художником — корабль все же требует большой команды и полного самоотречения. А двигаться по миру в одиночестве можно и на автомобиле, особенно если он становится настоящей передвижной мастерской.Сейчас Евгений воссоздает стихию на холсте, и сегодня в его произведениях часто появляется мотив корабля — совершенно одушевленного и потому еще более одинокого.
«Свой среди чужих»
Евгений — художник в чем-то ретроспективный. Современное искусство, по крайней мере то, каким мы привыкли его видеть в столице, отклика в нем не вызывает.
В 90-х меня поразила одна из интерактивных инсталляций в Zentrum für Kunst und Medientechnologie в Карлсруэ. Ее суть в том, что художник как бы уходит в тень и дает зрителю возможность воздействовать на объект самостоятельно. Этот процесс работает точно так же, как в компьютерной игре: играющему кажется, что он строит нечто свое собственное — но на деле всего лишь использует чужие скрипты. Вот это кажется мне по-настоящему современным.Евгений Солодкий
«Концепция грани»
В 90-е годы в Саратове возникает содружество художников «Желтая гора», которое просуществует три года — яркий мазок свежести на теле маленького города. Входившие в него художники работали крупно, смело, ярко, привлекая инновационные для города жанры и формы. Например, игры с пространством и человеческим восприятием: для того, чтобы увидеть картины на первой выставке объединения, зритель должен был со свечей найти путь в темном зале и осветить картину — выхватить ее из темноты, как будто бы из небытия.
Параллельно Евгений Солодкий создает работы в иконописной эстетике, залитые пронзительным синим цветом словно с фресок Ферапонтова монастыря. Эти две эстетических реальности — ультрасовременная и старинная — схлестнулись вместе, наслоились друг на друга, и тогда появились и печальные луноликие женщины в мареве мазков, и птицы с умными глазами, и многозначительные, сардонически улыбающиеся духи.
Концепция грани — это и есть та «программа», которая метафорически объясняет происходящее на полотнах: это и грань между зрителем и живописным миром, между одиночеством и диалогом, жизнью и смертью, узнаваемостью и неузнаваемостью образа. Грань — это пауза, подобная зависанию брошенного вверх предмета.
Ангелы действительно незримо присутствуют во многих полотнах последних лет — даже если не являются главными героями картины. Они играют на невидимых инструментах, плывут «в тоске необъяснимой» и греют о свечу озябшие руки. Художественных связей этих работ с прошлым здесь можно найти, казалось бы, сколько душе угодно — это и витражный цвет Матисса, и легкая изломанность танцовщиц Тулуз-Лотрека, и вечное ощущение полета Марка Шагала, и итальянские символисты, а вот, кажется, еще чуть-чуть — и к зрителю обернется старик голубого периода Пикассо. Картины, где главным героем становится корабль, многие сравнивают с полотнами Тернера. Но расточенность линии в цветовой лавине обещает здесь совсем иное впечатление, иной почерк; море становится не самим морем, а его предчувствием — в загадочных огнях порта, скрипе рангоута и штормовой пене. И особый, словно бы светящийся изнутри цвет здесь — одно из главных средств выразительности, придающее абстрактным образам впечатление совершенно овеществленной образности.
Эти эксперименты рождают совершенно неожиданные эффекты: порой кажется, цвета на полотне так много, что оно становится похожим на витраж. Иконография «ангельского» это ощущение только усиливает, и вся эта цветовая мистерия просвечивается спрятанным за картиной источником света, который находится словно бы прямо за красочным слоем. Статическое сменяет динамическое, пастозную плотность — тонкие лессировки, а самые трагические истории обдувает как бы гуляющий по живописному пространству ветер. И кажется, что иного звучания кроме этого гулкого белого шума здесь нет: герои либо молчат, либо ведут многозначительный диалог без слов. Взгляды их всегда как бы затушеваны, они скользят по зрителю, не вступая с ним в диалог — и ускользают, бесконечно ускользают.
Все эти мифические существа — печальные флейтисты, многозначительные королевы, растворяющиеся в дымке города-миражи — пребывают в каком-то своем, одному только их создателю известном мире, где не работают привычные системы координат, а над крышами летают ангелы. Возможно, именно так и создаются новые миры: только лишь в голове одного художника-капитана.
Подробнее познакомиться с работами Евгения Солодкого можно на официальном сайте художника.
Автор текста — Дина Якушевич
