Накануне премьеры с ним встретился корреспондент «ВД». После «Ночного дозора» наш зритель, думаю, воспрянет духом и вздохнет с облегчением, точно так же, как пару лет назад, посмотрев «Антикиллера», – рассуждает Куценко. – Но это несопоставимые вещи. В «Антикиллере» было что-то от арта, в то же время это боевик с профессионально сделанными трюками. Люди смотрели и думали: «О, вот, наконец-то! Смотри, как смонтировали. Умеют же наши…». В «Ночном дозоре» тоже все на уровне. А еще зрители наконец узнают, что такое компьютерная графика в российском исполнении. И обязательно порадуются. Тимур – это наш Спилберг. Если бы Стивен увидел этот фильм, он бы покраснел от зависти, я уверен.
– Сами-то вы что там делаете?– У меня небольшая роль. Но мы с Тимуром в нее вцепились, многое придумали. Правда, потом ее сильно подрезали – очень интересный бой и смерть мою, такую чудесную. Вот я и думаю: раз меня не убили в кадре, может, я поснимаюсь и в следующей серии? Работать с Тимуром – большая удача для актера. Надеюсь, в прокате все будет хорошо, и зритель по достоинству оценит то, что он сделал. А Костя Хабенский, сыгравший главного героя, станет суперзвездой, я в этом не сомневаюсь…
Мы сидим на открытой веранде ресторанчика на Комсомольском проспекте. Говорим о неизбежном триумфе «Ночного дозора». Об актерской участи менять жизнь на ровном месте. О Гошиной дочке Полине. О замечательной лысине и вообще обо всем, о чем приятно говорить, когда дождь колотится о крышу, а клубочки пара из белого фарфорового чайника дразнят васильковым ароматом... У Гоши осипший голос.
– Недавно я заболел: простыл на гастролях в Самаре и, видимо, еще не совсем оклемался, – объясняет актер. – А болеть я не привык и лечиться не умею абсолютно.– А позаботиться о вас некому?
– Да есть, но это же гастроли, там и так проблем хватает. В Москве еще дня три кашлял. А потом заставил себя встать в 11 утра и поехал на репетицию с музыкальной группой «Анатомия души». Группа англоязычная, один только я на русском пою. Мы сделали программку из моих песен, которые я написал для кино, для театра, для попсы, – все это играем в легком джазике. Думаем нынешним летом попробовать выступать на каких-то площадках, в клубах. Почему на халяву не побыть еще и певцом?.. Так вот, приехал на репетицию, два часа попел и выздоровел. Раздышался. – И так вы обычно организуете свой досуг?– Знаете, обожаю незапланированный досуг, вот вчера он у меня получился совершенно замечатель-ным. Прилетел в Питер, где снимаюсь у Владимира Ивановича Хотиненко в картине «Гибель империи», а там весь день шел дождь. И я до пяти часов спал в отеле! Это был праздник! Кстати, о досуге. Хотите, анекдот расскажу? Владимир Ясно Солнышко выиграл битву и справляет (так ведь можно сказать?) свой досуг. Банкет устроил по случаю победы. К нему подсаживается какая-то боярыня и говорит: «Володь, а чего тебя все Ясно Солнышко зовут?». Он: «Ну смотри, вот видишь – стрельцы. Сейчас нажрутся и упадут мордой в тарелку. Ясно?
– Ясно.– А вот еще бояре. Сейчас нажрутся и под стол, как свиньи, упадут. Ясно?
– Ясно.– А я сейчас выпью, никуда не упаду, а встану и тихонечко пойду вон в ту светелочку. Куда ты через полчасика тихонечко придешь. Ясно, солнышко?
– Ясно… А вы работать любите?– Я человек работоспособный, но не трудоголик. Я работаю, когда уже нет возможности не делать этого.
– Деньги нужны?– Нет, почему, иногда я бесплатно работаю. Я могу от чего-то долго отказываться, отказываться, но потом вдруг понимаю, что не могу без этого. И пускаюсь во все тяжкие. Без дотации!
– Когда бездельничаете, нет ощущения, что мимо проходит что-то важное?– Есть, но это всем свойственно. Особенно актерам. Мы ведь так ориентированы в жизненном пространстве: я и мое будущее, я и мои коллеги, партнеры, конкуренты… Ой, конкуренты, у них все хорошо, а я?.. На мой взгляд, это звериные инстинкты. Я стараюсь вести себя но человечески, не завидовать, никому не желать зла. Не только творческое движение, но и творческий покой очень важен, ему нужно учиться.
– Помните, каково было, когда после Школы-студии МХАТ вас не брали ни в один театр?– Потрясающие ощущения! Сначала наступает паника, а потом невероятное состояние свободы. Очень важно почувствовать, что ты никому не нужен. Это так же нормально, как и когда ты кому-то нужен. Главное, понять, почему ты никому не нужен. И нужно ли тебе быть кому-то нужным. Если нужно, то зачем и почему. То есть сформировать для себя предвыборную программу и избираться, если ты хочешь участвовать в этом бизнесе.
– Гоша, вам 37. Говорят, для мужчин этот возраст знаковый.– Возраст – дополнение к моим жизненным конфигурациям. Чувствую, это год многих изменений во мне.
– Болезненных?– Ну да. Хочется еще похулиганить. Ответственность – всегда слишком тяжелая одежка. Есть люди, которые умеют правильно эту ответственность с себя слагать. А я не могу. Артист, что бы он ни делал, всегда за все отвечает. В первую очередь, за то, как выглядит, как себя ведет. Нужно держать себя в руках, спортом заниматься – это меня, конечно же, утомляет. Хочется как в молодости быть бесшабашным и жить как живется. Да еще декларировать: «Ой, как круто! Делай, как я!». А на тебя смотрит 40-летний дядька и думает: «Сука, видел бы ты, что я делал в твои годы! Я Днепр переплывал со сломанной рукой!..»
– А участие в проекте «Трюкачи», где вы прыгали с сумасшедшей высоты, – это не мальчишество?– Это гипнотическое влияние продюсера Андрея Чилитдин. Я очень уважительно отношусь к каскадерам, особенно к нашим. То, что они делают, – смесь расчета и отчаяния. Я испытал это на себе и ни грамма не жалею. Зато теперь знаю, почему за меня трюки будут делать профессионалы.
– Гоша, ну вы же публичный человек. Вам не годится сбрасывать себя черт знает откуда!– Что касается публичности, это великое заблуждение. Я думал об этом. Любой человек публичный, если он выходит на улицу. Я публичный, когда я на публике. А так... Это ужасно, когда вся жизнь напоказ. Года три назад я почувствовал что-то неладное. Не могу в клуб спокойно зайти, к примеру. Москва-то ладно, но на гастролях в провинции тяжело существовать.
– Поклонники на шею кидаются?– Обращают внимание, скажем так. А внимание разным бывает. От улыбки до разговоров таких: «Можно я к вам подсяду?»
– Почему вы упорно не желаете рассказывать про свою личную жизнь?– Перевирают, а мама переживает.
– Ваша бывшая супруга Маша Порошина как-то обмолвилась, что расстались вы очень интеллигентно…– Правда? Рассказала все-таки?.. А, по-моему, все было очень неинтеллигентно. Маша – деликатный человек, она меня щадит. Не бывает интеллигентных расставаний… Но мы дружим. В «Ночном дозоре» вместе снимались.
– С дочкой находите время пообщаться?– Нахожу. Сейчас она живет с моими родителями на даче – с кузнечиками дружит. Хочу отправить ее в какой-нибудь языковой лагерь за границу. Полине восемь, она иногда очень смешно складывает слова. Когда ей было года три, она заявила: «Мама, папа хочет остановить время!» Во как!..
– Говорят, вы хотите обзавестись загородным домом... –Да. Не очень далеко от Москвы, не очень дорого. И чтоб водоем рядом был. У моего товарища Марика Башарова появился дом – и я не то что им завидую: я обнимаю и Марика, и жену его Лизу, и дом их! Сам Бог им его послал. Я тоже хочу дом. Ну что такое – столько лет, а нет дома.
– Гоша, объясните мне, в чем очарование бритоголовых мужчин?– Ой, вообще этого не понимаю. Мне не нравятся бритоголовые мужчины. А у меня это естественно как-то сложилось: взял и поступил с собой так. Зато теперь я артист-болванка. Может, придумаю себе еще что-то. В «Ночном дозоре», кстати, я появляюсь в роскошной шевелюре.
– А что вам снится?– Мне снятся ужасы. Войны всякие. Великая Отечественная часто снится. Представляете, сколько всего вмещает моя память? Откуда это?..
