Она любит конкретные вопросы и отвергает сослагательное наклонение. Все эти «если бы» да «кабы» не для нее. И в этом ее можно понять: к чему Ингеборге Дапкунайте гадать на кофейной гуще, когда она уже давно состоялась и как актриса, и как женщина.

С Ингеборгой Дапкунайте понятие «гламур» связано крепко-накрепко. Эпитеты «стильная», «ухоженная», да и просто «лучшая» всплывают как-то сами собой, стоит лишь ее увидеть. А видеть ее нам сейчас приходится не так уж  часто – свыше десяти лет актриса со своим мужем, известным театральным режиссером Саймоном Стоуксом, живет в Лондоне и снимается в западных, по преимуществу европейских, картинах. Таких, как, например, показанная на последнем Берлинском кинофестивале  лента бельгийского режиссера Стефана Вуйе «Зимняя жара».

О новом фильме, съемках голышом и родительских подарках я и решила поговорить с Дапкунайте во время ее очередного визита в Москву. Мы встретились в одном из самых пафосных мест столицы – кафе «L’ Atro Bosco» в «Петровском пассаже». И первое, что Ингеборга сделала, сев за столик, – убрала вазочку с розой и на все предложения фотографа поставить «для атмосферы» за ее спиной ряд свечек ответила решительным «нет».

– Ингеборга, почему вы так не любите эти сентиментальные штучки – розочки и свечки?

– Оценку, что они сентиментальные, сделали вы. А я убрала их потому, что, во-первых, это, как ни странно, мешает мне общаться с вами. Мне не нравится, когда между нами стоит цветок. Я вообще не люблю, если во время общения людей разделяют всякие стаканы.

– А просто для себя, когда рядом никого нет, свечки зажигаете?

– Знаете, если откровенно, я провожу большую часть своего времени в пространствах, контроля над которыми не имею. Я подолгу живу в гостиницах, мое рабочее место всегда «сочинено» кем-то другим. Поэтому на свечки у меня просто не хватает времени. Конечно, бывает, дома я какую-нибудь зажигаю. Но и то думаю: «Не надо ее зажигать, потому что потом, когда соберусь уходить, забуду задуть». Ведь будет пожар!

– Дом для вас – это, насколько я понимаю, Лондон?

– Сейчас есть дом и в Москве. Я очень люблю этот город. Мне нравится работать здесь, и, к счастью, пока мне это удается. Как вы можете заметить, я приезжаю сюда регулярно.

– Бывает так, что вас сопровождает муж?

– Да, конечно. Прошлый год мы встретили в Москве.

– Саймон по-русски говорит, хотя бы чуть-чуть?

– Совершенно не говорит. Но он учил русский в школе. И, естественно, все забыл.

– «Зимняя жара» – картина, показанная меньше месяца назад на Берлинале, сейчас выходит в России. Почему вы решили сыграть в этом фильме?

– Во-первых, мне понравился сценарий. Во-вторых, «Зимняя жара» – фильм на французском. Выучить новый язык для роли было для меня преградой, которую интересно перешагнуть. И потом я знала, кто будет сниматься. Мне сказали, что уже заангажирована Кармен Маура, актриса Альмодовара. И Жан Гамблен – тоже не последний актер. К тому же тогда я не была занята на другом проекте. Ведь первое, что обсуждают на Западе, не насколько актриса подходит к роли, но свободна ли она, предположим, с 5 апреля по 25 июня. И если вдруг агент говорит: «Вы знаете, вообще-то она свободна с 15-го», можно услышать ответ: «Нет, с 15-го нам уже поздно».

– Для вас при выборе роли деньги, например, могут стать решающим обстоятельством?

– Есть много факторов, которые влияют на решение. И деньги в том числе. Но если вы меня спросите прямо, сколько вам заплатили за ту или эту роль, я не отвечу. Признаюсь, часто снимаешься за небольшие деньги, потому что в проекте есть нечто другое. Есть даже фильмы, когда о деньгах просто не думаешь. Например, «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова. Вопрос был не в том, соглашусь ли я, а в том, возьмет ли он меня.

– Фильм «Зимняя жара» – для вас уже пройденный этап. А что сейчас? Где снимаетесь?

– На ВВС в телевизионном сериале про больницу. Это как «Скорая помощь», только действие происходит в гинекологическом отделении. Я играю медсестру. Не очень хорошую… Не очень добрую, так скажем.

– Стерву?

– Нет... Вообще-то, да.

– Соблазнительницу?

– Нет. Такую очень правильную. Как ей кажется. (Ингеборга снова делает паузу.) Я никогда в жизни не работала в таком проекте.

– Но роли в телефильмах у вас ведь были и до этого…

– Да, но не такие. Я никогда не снималась в кино, настолько… «производственно ориентированном». Дело в том, что, например, «Последний свидетель» – сериал с большим бюджетом. Там снималась Хелен Миррен. А здесь все было иначе. Под декорацию перестроили большую больницу, реальную – раньше это был дурдом. Мы все переехали поближе к месту съемок. Все было сделано так, чтобы за минимальное время снять как можно больше материала.

– Сколько серий запланировано?

– Шесть. Но, как вы понимаете, это роддом: искусственные животы, искусственные дети, искусственные роды…

– Уже писано-переписано о том, как вы уехали из Москвы в Англию. А как произошло перемещение из Литвы в Москву?

– Ничего такого особого не было. Я просто играла у Эймунтаса Някрошюса в вильнюсском театре и ездила в Россию сниматься. Был Советский Союз, границ не существовало.

– В Москве никогда постоянно не жили?

– Нет. У меня родители жили в Москве. У них была причина приезжать.

– А кто ваши родители?

– Папа был дипломатом, а мама работала метеорологом.

– Родители не так уж часто вас навещали…

– Они жили большей частью за границей. Но все отпуска мы проводили вместе. Так что я общалась с родителями, когда могла, а все остальное время была с бабушкой. Многие говорят: «Как же вы жили отдельно от родителей?!». Но в то время, когда это со мной происходило, я никогда о таких вещах не задумывалась. Наоборот, мне казалось, это классно! У меня большая семья, все такие дружные, и все хорошо. Я всегда была окружена любовью. В этом мне очень повезло.

– Поскольку родители часто уезжали, они, вероятно, всегда возвращались с подарками. Какой подарок особо запомнился?

– В Советском Союзе праздника Рождества не существовало. Но мы его праздновали.

– Католическое?

– Да, конечно. Литва ведь католическая страна. Папа был дипломатом. Ему справлять Рождество было нельзя. Поэтому все делалось по секрету. И о подарках, которые я получала, даже друзьям нельзя было похвастаться. Поэтому когда я получила на Рождество коньки – мне тогда исполнилось шесть лет, – они даже испугались, что я упаду в обморок. Я их получила и в тот же момент знала, что никому не смогу рассказать о таком потрясающем подарке до Нового года!

– На коньках до сих пор катаетесь?

– Да. Я ведь была чемпионкой Вильнюса по фигурному катанию среди юниоров. Не так давно каталась даже здесь, по «Пассажу», когда «Bosco» залили лед.

– Какой еще вид спорта предпочитаете?

– Делаю зарядку каждое утро.

– А тренажеры?

– Если у меня за углом есть спортзал, то хожу.

– Каким образом ухаживаете за собой?

– Я в Москве посещаю всегда одно место – салон «Christian Dior». Для меня он лучший! У них есть потрясающее масло для массажа. Я его обожаю! Но получается это у меня крайне редко. Для меня подобные походы – огромная роскошь!

– Что еще роскошного позволяет себе Ингеборга Дапкунайте?

– Я люблю гулять. Люблю встречаться с друзьями «на завтрак». Есть в кафе – это роскошь. Далеко не каждый может себе это позволить. И я полностью отдаю себе в этом отчет. Мне очень нравится ходить в кино…

– Что последнее посмотрели?

– «Трудности перевода» Софии Коппола. Получила огромное удовольствие.

– Ингеборга, я знаю, что вы крайне отрицательно реагируете на вторжение в личную жизнь. При этом, когда я готовилась к интервью, ссылки привели меня на сайты типа «Обнаженные знаменитости», «Кино без одежды» и т.п. Там были кадры из «Войны». Скажите, как вы относитесь к подобной публичности?

– Существует фильм, кадры из него доступны. Поэтому я не могу как-то реагировать на подобные вещи. В этом фильме я снялась, я там такая. Считаю, что эта сцена для фильма была нужна. Меня в этом убедил режиссер. Он со мной за два месяца об этом поговорил, и я охотно согласилась. Другое дело, что я не рассчитала свои силы. Я не знала, что это будет происходить четыре раза. Было очень холодно. Я чуть не умерла! Но с художественной точки зрения сделать это было нужно. То, что я там обнажена, действительно дополняет историю. Это служит цели фильма. Возможно, десять лет назад я была другого мнения об этом. Но сейчас я очень спокойно отношусь к подобным съемкам. Хотя, конечно, не буду сниматься в порнографии. Это уже другая крайность.

– То есть, если снова предложат...

– Я всегда цитирую своего мужа. Десять лет тому назад, будучи замужем три месяца – всего лишь! – я позвонила своему мужу Саймону с картины Тодоровского «Подмосковные вечера» и сказала: «Тодоровский хочет, чтобы я снималась у него в картине голая». Саймон в ответ: «Да. Ну и что?». Я опять: «Он хочет, чтобы я снималась голая в этой картине!!!». – «Ну да. И…». – «Голая!». – «Да». Повисла пауза, и Саймон выдал: «Чуть-чуть наготы еще не помешало ничьей карьере!».