На его визитке вместо имени должны стоять названия фильмов. Ведь для нас он сначала режиссер «Игрушки», «Беглецов», «Папаш», а уж потом Франсис Вебер. Говоря проще, Франсис Вебер – это французский Эльдар Рязанов, человек, комедии которого практически во всем определяют специфику национального юмора.

Сегодня его старые фильмы вспоминаешь с улыбкой и теплотой, а новые ждешь с надеждой и оптимизмом. И они появляются: с 25 декабря на московские экраны выходят очередные «Невезучие», на этот раз с Жераром Депардье и Жаном Рено.

О них, о журналистском прошлом, работе в Голливуде, доходах Жерара Депардье, капризах Барбры Стрейзанд и о том, что все-таки великий французский шутник делает серьезно, я и решила расcпросить Франсиса Вебера во время его нынешнего декабрьского визита в Москву. Кстати, второго по счету. Впервые знаменитый француз посетил столицу лет двадцать тому назад в связи с премьерой фильма «Папаши».

На этот раз официальной причиной стало открытие фестиваля «Французское кино сегодня», неофициальной – встреча с Геннадием Хазановым, которому Вебер якобы привез новую пьесу. Хазанов, как известно, не первый раз берется за веберовские тексты: до этого уже был поставлен «Ужин с дураком».

– Вы начинали как журналист…

– Да, действительно, я несколько лет работал на французском радио и делал интервью.

– Какой вопрос задал бы Вебер-журналист Веберу-режиссеру?

– Я думаю, что журналист Вебер попытался бы узнать у режиссера Вебера, как же ему удалось достичь всего этого. У меня как у режиссера никогда не было ощущения, что я держу свою жизнь в руках. Она всегда развивалась не по прямой линии. Сначала я четыре года изучал медицину, потом два года трудился на научном поприще, затем 8 месяцев провел в армии (тогда шла война в Алжире), а после всего этого еще 3 года журналистики. В общем, писать я начал после 30 лет. Видите, все было зигзагом.

– Как все-таки пришло решение переквалифицироваться в режиссеры?

– Я долгое время работал для театра. После того как я написал
18 сценариев, продюсер мне сказал: «Слушай, зачем тебе режиссер? Возьми да сделай все сам». Так появился фильм «Игрушка».

– Вы всегда занимались исключительно комедиями?

– Почти всегда. За всю свою жизнь я сделал лишь две серьезные вещи. И это для меня было похоже на каникулы.

– А журналистом вы были серьезным или «ломали» перед микрофоном комедию?

– Я никогда не был серьезным, в том числе и журналистом. Однажды я поехал в Канн делать фестивальный репортаж, и там на «красной» лестнице стояла старлетка – голая, в одном меховом манто. Это довольно часто в Канне делается, чтобы эпатировать публику. В тот же день я застал ее в отеле «Карлтон». Она была с мамой. Я к ним подошел, поздоровался, спросил у мамы, могу ли я взять у ее дочки интервью. «Да, конечно», – заулыбалась женщина. Я отвел старлетку в уголок. Она начала отвечать на мои вопросы. И поскольку это все происходило безо всякого интереса, я ей сказал: «Хорошо. Но скажите мне, пожалуйста, согласитесь ли вы для моего радиоинтервью остаться совершенно голой?». Подобно маме, она тут же ответила: «Да, конечно». И сняла манто у микрофона.

– Вы известны как режиссер, успевший поработать со многими  крупнейшими актерами – звездами французского кино. Кто-нибудь когда-нибудь отклонял ваше предложение?

– Такое случалось, но только тогда, когда актер был занят в другом фильме. Кроме того, когда я был молодым, мне отказал Лино Вентура. Я написал сценарий «Розовый телефон», где по роли герой, которого я предлагал сыграть Вентуре, должен был влюбиться в проститутку. Мы встретились с Лино в ресторане, и он с места в карьер заявил, что играть такое ни за что не возьмется, потому что полюбить проститутку Лино Вентура не может.

– А вот Жерар Депардье, что ни фильм, то влюбляется (по роли, конечно) в своих партнеров…

– Потому что это красивые истории о дружбе. И чем больше времени проходит, тем более богатой эта история становится.

– В новых «Невезучих» Жерар Депардье фактически сыграл роль Пьера Ришара. Как появилась эта идея?

– Когда я сделал первых «Невезучих», Депардье жутко завидовал j j роли Пьера Ришара. И все говорил: «Ну давай, сделай мне роль такого чокнутого! Такого вот ненормального чудака!». И он был прав, потому что подобные роли актерски очень выигрышные. Когда я предложил Жерару роль Квентина в моем последнем фильме, он просто прыгал от радости.

– Всем известно, что у Депардье сложный характер и много вредных привычек. Вы работали с ним неоднократно. Были ли у вас проблемы?

– Я сделал с ним 5 фильмов и очень хорошо его знаю. Мне просто с ним работать, ведь мы вместе уже 25 лет. Со мной он учит свой текст, не пьет и… худеет. Поэтому в моих картинах всегда появляется молодой Депардье, с которым я когда-то познакомился.

– Идеальный актер Франсиса Вебера близок к Жерару Депардье или к Пьеру Ришару?

– Идеальный актер – хороший актер. Это словно дополнительная скорость в автомобиле. Если говорить о Ришаре и Депардье, то Пьер – скорее персонаж, чем актер,  Жерар же, напротив, настоящий актер. Когда я, к счастью, встретился с Ришаром, он полностью соответствовал тому, что я тогда написал.

– Как вам удалось заманить такого серьезного актера, как Жан Рено, в комедию, причем сделать это неоднократно? До «Невезучих» ведь был «Ягуар».

– Ничего нет более интересного и эффективного, чем серьезный актер в комедии. Потому что комик, который играет в комедии, – это плеоназм (употребление слов, излишних для высказывания. – Прим. ред.). Например, Билли Уайлдер, когда снимал свой фильм «В джазе только девушки», намеренно ангажировал актера, обычно игравшего гангстеров. Благодаря тому что сам актер излучал некоторую опасность, в фильме появились очень интересные нотки.

– В ваших комедиях почти нет женских персонажей. На ваш взгляд, женщины не смешны или над ними нельзя смеяться?

– Я никогда не хотел ставить женщин в дурацкое положение. Потому что, когда Ришар погружается в зыбучие пески, мне все равно, что он весь измазан в грязи и вообще выглядит безобразно. Но я никогда не смог бы сделать это с женщиной.

– Если бы вы все-таки решились снимать кино о женщинах, кого бы из французских актрис вы предпочли?

– Я хотел бы снимать Катрин Денёв и Анни Жирардо.

– Вы работали в Голливуде. Какие впечатления остались?

– Это практически то же самое, только там гораздо большая команда. Вокруг 120 человек техников, и все они ездят со своими вагонетками и передвигают камеру. Но в принципе все то же самое.

– А что вы можете сказать об американских звездах?

– Они слишком избалованны и очень капризны. Потому что, когда получаешь такие огромные деньги, невольно спрашиваешь себя, что я могу дать за 20–30 миллионов долларов. И это ведет к психологической нестабильности.  j j Появляются капризы. Голливудские звезды абсолютно непереносимы. Например, Барбре Стрейзанд нужно было, чтобы из Нью-Йорка в Лос-Анджелес прилетала ее личная маникюрша. Во Франции актеры не страдают от гигантских доходов. Жерар Депардье зарабатывает раз в 30 меньше, чем Мел Гибсон, и в 200 раз меньше, чем Том Круз. В этом смысле он абсолютно здоров.

– Что вы думаете об американских ремейках ваших фильмов?

– «Беглецов» я делал сам, поэтому мне сложно судить. В общей сложности было снято 7 американских вариантов моих фильмов. Почти все не получились. Потому что там пока продюсер покупает фильм, он смотрит его раз 15–20. И в конце концов ему начинает надоедать юмор первоисточника, и он командует: «Давайте здесь, и здесь, и еще здесь побогаче сделаем». Они начинают все поливать взбитыми сливками. Так получается жирная утка под взбитыми сливками – богатое блюдо, которое невозможно переварить.

– А как насчет разницы между французским и американским юмором?

– Как ни странно, только когда в Штатах стали делать мои ремейки, я ощутил, что эта разница существует. Американцы действительно не понимают некоторых вещей. Был фильм «Партнеры» – история гетеросекуального и гомосексуального полицейских-напарников. В какой-то момент гомосексуалист влюблялся в гетеросексуала и, поскольку это была история невозможной любви, выпивал снотворное, таким образом кончая жизнь самоубийством. Это должно было стать комедией. Но американцы сказали, что подобное категорически невозможно. И это не единичный случай. Таких вещей очень много. Это как стенка, которую не прошибешь.

– В ваших комедиях все производит впечатление легкости, шутки кажутся сиюминутными. Съемки у вас – это импровизация или все спланировано заранее?

– Никогда никакой импровизации! Комедия – вообще жанр очень четкий. Если вы позволите актеру импровизировать, это будет подобно взлету неотрегулированной ракеты.

– А для актеров подобная «четкость» не является проблемой?

– Проблемы возникают только тогда, когда они хотят сыграть что-нибудь другое. Билли Уайлдер в тех случаях, когда актер перевирал слова, всегда говорил: «Я потратил несколько дней для того, чтобы найти эту реплику, а вам хватило трех секунд, чтобы ее поменять. Может быть, моя все-таки лучше, чем ваша?»

– Какая атмосфера у вас на
съемочной площадке: серьезная или все-таки легкая, веселая?

– Съемка – это всегда очень серьезно. Бывают, конечно, забавные случаи, когда актер никак не может сказать какую-нибудь фразу или запутывается в проводах. Тогда возникает этакий нервный смех. Комедия – это всегда очень серьезно, это проблема ритма. Я постоянно делаю все, чтобы ритм не потерялся, актеры же при этом боятся забыть текст. И тогда на съемочной площадке возникает определенное напряжение. Я думаю, смеются гораздо больше, когда снимают драму.