В своем скандальном режиссерском дебюте Анджелина Джоли рассказывает о любви и о войне. Про войну получается убедительнее.

Исполнители главных ролей — Горан Костик и Зана Марьянович

Серб Дэниел (, очень похожий на бюджетную восточно-европейскую версию Дэниела Крейга) и мусульманка Айла () любят друг друга страстно, но недолго — ровно три экранных минуты, пока медленный танец на дискотеке в Сараево не прерывается прямым попаданием в клуб танкового снаряда. Они встретятся снова три месяца спустя — Айла окажется по прежнему прекрасной, но бесправной и униженной военнопленной, а Дэниел — командиром карательного сербского отряда, отличающегося особой жестокостью.

Если, скажем, по результатам просмотра первого фильма другой медийной богини, Мадонны (да и второго тоже), у не особо злобных критиков возникало желание посредством печатных знаков как бы поощрительно почесать светскую львицу за ухом, то в случае с Джоли совсем нет — отхватит руку. Выбрав для темы дебюта кровавые балканские события, актриса как бы напоминает нам, что, даже будучи целлулоидным воплощением гламура, образцовой женой и героической матерью, она по-прежнему остается жесткой девушкой с суровым характером. И демонстрирует свойственную такого плана девушкам прямолинейность.

По ходу балканских событий оба народа, как известно, проявили себя порядочным зверьем, но сколь рьяно режиссер и автор сценария Джоли демонстрирует сочувствие к мусульманам, столь последовательно отказывает в человеческом сербам. Сербы в кадре со вкусом насилуют женщин, взрывают машины «скорой помощи», из баловства отстреливают стариков и детей и, на правах лирического отступления, поют народную песню. Хорваты плачут и молятся. В общем, на контрасте с фильмом российская картина «Август. Восьмого» о грузино-осетинском конфликте рискует показаться произведением бесконечно толерантным (а ведь это не вполне так).

Так или иначе, скандал вокруг проекта (протесты сербской стороны, угрозы посадить Джоли на кол, обвинения в плагиате) оказался авторам скорее на руку — в чисто художественном плане фильм оказывается высказыванием не столь интригующим. Выступая на территории жесткой режиссуры («Повелитель бури»), Джоли, в полном соответствии с названием ленты, примешивает к льющейся на экране крови немного меда, который представлен военно-полевым романом героев. Мед этот дик и горек, а отношения развиваются толчками, в равной степени непредсказуемыми и банальными. Нежная художница Айла и грустный зверь Дэниел, про которого поди пойми, плюнет он спустя минуту или поцелует, обнимет или придушит, не только легко опознали бы свояков в персонажах «Ночного портье» (поставленного опять-таки женщиной), но и, в идеальном мире, зажили бы с ними садомазохистской шведской семьей.

Причем, в отношениях бывших гестаповца и его узницы в картине еще прощупывается какая-то болезненная логика. В любви серба и хорватки логики нету вовсе. Это, конечно, лишний раз подтверждает тезис, что по-настоящему неистовую и темную страсть никаким человеческим разумением не понять и не измерить, но все-таки плохо для кино.