Чикаго 30-х предполагалось снимать в современном Торонто. Тихий город, провинция, по североамериканским меркам.
Ричард слегка волновался. Как-никак первый съемочный день. Смена была назначена ровно на двенадцать. Предстояло, нацепив улыбку, вытерпеть необходимое, обязательное зло – витиеватую речь продюсера. Потом будет говорить свои «несколько слов» режиссер. Он, слава богу, энергичен, он восходящая звезда, поэтому будет краток. После этого разобьют тарелку о камеру… Это ритуал, традиция. Это даже приятно. Тем более что в конце ждет приз: встреча с Кэтрин.
Главная женская роль – у нее. Вернее, одна из двух главных. Другую будет играть бывшая девчонка Джима Кэрри. Они вместе снимались в какой-то тупой комедии, после которой Джим даже собирался разводиться. Но передумал. Как же ее? Рене… Рене… Трудная фамилия. Что-то немецкое. Что-то вроде – Шварценеггер. Рене приезжает через неделю.
Сегодня сцена в суде. Участвуют Ричард и Кэтрин. У нее роль певицы, осужденной за убийство. Ричард воплотит ее адвоката.
Кэтрин - англичанка, точнее, валлийка, ей слегка за тридцать… Супруга давнего знакомца и постоянного конкурента в списках популярности – Майкла. Они поженились пару лет назад, уже имея годовалого сына… До сих пор судятся с папарацци из-за свадебных фотографий.
Вот она! Улыбается, подходит, подает руку, подставляет щеку…
В первый раз они виделись на вечеринке, посвященной премьере картины «Траффик», в которой Кэтрин и Майкл снимались вместе. Потом были такие же встречи - мельком, на каких-то фестивалях, в основном в Европе. Тогда Кэтрин смотрелась несколько ярковатой для англичанки. Длинные, темные волосы, горящие глаза, яркие губы… Старик Шон, первый и лучший Джеймс Бонд, рассказывал, что никто не целуется, так, как она…
Ричард посерьезнел, убрал улыбку. В самом деле – не пристало женатому, причем совсем недавно, так пялиться на замужнюю…
Жена… Кэри ведь тоже актриса. Правда, бывшая. Была девушкой Бонда. Впрочем, ее старик Шон не целовал. Тогда Бонда играл другой старик - Роджер Мур.
Итак… Итак… Итак, сосредоточимся на работе. На новой работе. Новая работа, новый фильм… Новый фильм – как нераспечатанный подарок. Упаковка цела, ленточка не смята. Пока над фильмом не началась работа, он кажется загадочным и прекрасным. Сколько раз это было? Сколько раз будет еще? Каждая новая картина, как новая любовь, как незнакомые губы новой женщины, обещает нечто неизведанное. Так было в первый раз, почти двадцать пять лет назад, когда к нему, тридцатилетнему, пришел настоящий успех.
«Американский жиголо» вышел в восьмидесятом. Кадр с Ричардом, пристрастно рассматривающим самого себя в зеркале, демонстрировался под восхищенный визг поклонниц. А как же иначе? Он был молод, тороплив и чувствен. За четверть века, прошедших – промелькнувших? – с тех пор, один роман сменялся другим, были встречи, размолвки… Чувства загорались, остывали, уходили, но никаких по-настоящему громких скандалов, ни единой судебной тяжбы, ни одной по-настоящему разочарованной женщины… И вот – новая съемка, новый фильм, новая партнерша. Новая партнерша – половина успеха. Так было в девяностом, когда снимался простенький фильм, оказавшийся главным в его жизни. Немудрящий сюжет, еще одна история Золушки, миллионер и проститутка. Миллионера играл, понятно, Ричард, незадолго до этого красиво поседевший. Партнершей была дебютантка по имени Джулия - кареглазая, большеротая, юная. Об их романе почти не писали. Но ведь романа-то как такового и не было. Действительно, дальше объятий, дальше съемочной площадки дело не зашло. Осталось электричество в кадре, остались их влюбленные глаза.
Ну а сейчас - экранизация мюзикла: тридцатые годы, револьверы, певички кабаре… Чикаго!
Конечно, помимо съемок в жизни есть семья, книги, музыка. Душевные поиски. Переменив христианские псалмы на буддистскую молитву, Ричард обрел себя. 1978 год провел на Тибете в разговорах с ламами. Тогда ему не было еще и тридцати, он искал смысла. Новая вера не позволяла унывать, когда не было ни ролей, ни любви. Звала раскрыть глаза пошире и спокойно наблюдать жизнь, то справедливую, то ужасную, но всегда удивительную. Он понял, что о жизни нужно помнить только две вещи: она прекрасна и грустна. Остальное – обман.
Первая смена, первые реплики. Кэтрин заметно волнуется. Она путает слова. Отводит взгляд. Кэтрин и сама не понимала, что с ней происходит. Вернее, понимала, но отказывалась верить. По сцене поцелуев не полагалось, и это успокаивало.
Пауза. Есть возможность перевести дух, пока подправляют поплывший грим. Осветители переглядываются. Режиссер чешет лоб. Ричард… Оказывается, все это время он разглядывал ее! Разглядывал и улыбался…
Кэтрин не выдержала, разболтала ему, что бегала на «Офицер и джентльмен» четырнадцать раз, что вырезала его фотографии… А потом к чему-то сказала, что у Майкла в этот уик-энд премьера в Лондоне.
Ричард улыбался. Дождавшись момента, когда гримерше понадобился оператор и она скрылась за дверью, быстро наклонился и коснулся губ Кэтрин своими…
Актерская профессия – дело чувственных людей. Не то чтобы они все неврастеники, но где-то рядом. В самом деле, для того, чтобы на экране мелькнула настоящая искра, нужно что-то пережить перед камерой. Такая вещь, как поцелуй, в кино может быть абсолютно формальным делом, но может и оставлять зрителя с раскрытым ртом и перехваченным дыханием.
Давно известно, что актеры играют только самих себя. Как бы они ни уверяли, что больше других радостей жизни их привлекает возможность сыграть нечто абсолютно нехарактерное. Возьмем того же Арни Шварценеггера. Как бы ни тянуло его в комедию, в памяти народной он навсегда останется горой железных мускулов с механической улыбкой. Так и Шерон Стоун никуда не денется от ролей роскошных стерв. Личная жизнь голливудских звезд то и дело подкидывает факты, подтверждающие эту простую истину. Последние сведения о больных нервах красотки Шерон, новости о грядущем «Терминаторе-3»… Конечно, Вуди Аллен останется тщедушным интеллигентом, страстно бормочущим себе под нос прописные истины. Другое дело, что на свете есть Дастин Хоффман. Умеющий играть дураков, умниц, сумасшедших, трусов… Умудрившийся сняться даже в боевике! Но он один. Исключений из правил много не бывает.
Так, как с Ричардом, у Кэтрин не было никогда. Он только улыбался. Когда бы она не оглянулась, он смотрел на нее и улыбался. Целую неделю. Поцелуй в щеку при встрече. Поцелуй на прощанье. «Как дела?» – «Отлично!» Только улыбка и глаза. Ей хотелось просто быть рядом, смотреть, слушать. В пятницу она не выдержала и принялась рассказывать о собственном детстве. Об Уэльсе, о первой поездке в Лондон, о родителях… Гир смотрел и слушал. Кивал. Ни себя, ни его было не обмануть. Взрослые люди, играющие в игры… Вечером он опять поцеловал ее. Второй раз. Оторвавшись от ее губ, прошептал, что снял номер на окраине. Не люкс, но разве это имеет значение? Назвал адрес, время. Кэтрин смотрела в его глаза. Он улыбнулся. Протянул ключи. Пообещал приготовить ужин. Актер, которому ничего не стоило сыграть страсть, с трудом подыскивал слова. В ответ после мучительной паузы прозвучало «Да».
Оставшись одна, Кэтрин вдруг поняла, что произошло. Она согласилась, она должна прийти в отель. Значит, забыт Майкл, забыт сын. Майкл был не молод, и потому страшно ревнив. Он заставил ее подписать брачный контракт, по которому измена равнялась катастрофе. В том числе и финансовой. И потом – сын, мальчик. Она собиралась съездить на выходные домой… Но глаза Ричарда… Его голос… Он говорил, что никогда никого так не любил. Никому так не верил…
Ричард ждал в отеле уже два часа. Был накрыт ужин. В спальне была приготовлена постель. Шелковое нежно-бежевое белье. На подушке белела роза.
Папарацци, хорошо заплативший одному из внимательных осветителей, спокойно ждал на улице. Иногда прикладывался к камере. Наблюдал через глазок, как Ричард грызет грушу.
Кэтрин взяла автомобиль. Узнавший ее шофер всю дорогу мурлыкал «Шикаго, Шикаго…» Остановившись у отеля, вопросительно посмотрел на пассажирку в зеркальце.
Распознавший Кэтрин папарацци укрылся в подъезде магазинчика, расположенного напротив отеля. Навел видоискатель на дверь гостиницы.
Автомобиль постоял минуту. Еще одну. Еще. И вдруг принялся разворачиваться.
Папарацци перевел видоискатель на окно гостиницы. Ричард сидел на кровати, один, одетый, печально вдыхая запах уже поникшей розы.
В понедельник должна была сниматься общая сцена. Приехав раньше всех, Ричард застал режиссера и оператора, обсуждавших какие-то собственные нюансы. Поприветствовав обоих, Ричард рассказал анекдот. Отсмеявшись, узнал что на вечер назначены съемки для рекламного плаката. Поздоровался с гримершей. С осветителем. Со звукорежиссером. Двинулся в гримерку… И вдруг почувствовал взгляд. Обернулся. Ему улыбалась милая девушка. Огромные щеки и голубые глаза. Неуловимо знакомое лицо. Девушка подошла и сказала «Хай, Ричард, я - Рене».
Блондинке Рене тоже сделали каре, ей тоже пришлось нацепить чулки в сеточку. Это была уже не та худеющая толстушка из удачной комедии «Дневник Бриджит Джонс». Настоящая стерва стояла перед Ричардом и кокетничала напропалую. «Ричард, знаешь, ты был моим первым бойфрендом» Ричард удивленно приподнял брови. «Правда, я смотрела твоего «Жиголо», наверное, раз сорок!» Ричард качал головой. «Правда! А как я завидовала Джулии Робертс!..» Рене что-то говорила, говорила… Помогая себе руками. Тараща глаза. Покусывая губу. Она рассказывала про Техас, про то, что ее фамилия никому не нравится, но псевдоним она не хочет, про то, что один папарацци заснял, как она утешает подругу, которую бросил муж, и теперь в Интернете обсуждают, лесбиянка она или нет… Ричард только улыбался. Улыбался и думал о том, что Рене не будет мучиться, выбирая между долгом и честью. Что ей не нужно ничего объяснять. Что Кэтрин, конечно, попьет крови у них обоих. А ведь им еще всем вместе писать саундтрек. Петь дуэтом и не только. Но самое главное – на экране будут чувства, будет страсть, будет электричество! И, значит, будет лучшая в мире вещь - кино!
