Другое дело внутренне…
– Владимир, сколько денег нужно для счастья?
– Как говорил Балаганов, 365 рублей 14 копеек. Я точно не помню, но приблизительно такая сумма.
– Вам столько же надо?
– Не хотелось бы показаться странным и говорить, что именно такая сумма. Но я уверен в том, что количество денег и количество счастья нельзя мерить на одних и тех же весах. Деньги дают ощущение благополучия. Но говорить о счастье… Мной деньги не управляют. В этом смысле я свободен. Я занимаюсь профессией, за которую – исторически так сложилось – не платят много.
– И в Голливуде то же?
– Ну, в Голливуде…
– В Голливуд ехали ради денег или ради славы?
– Ради денег ехать в Голливуд русскому актеру нелепо и бессмысленно. А ради славы? Я хотел потешить и продолжаю тешить свои амбиции. Слава – это вещь зыбкая, а амбиции постоянны.
– «Олигарх» – фильм о шальных деньгах, деньгах «из воздуха», и о времени, когда эти деньги можно было заработать легко и непринужденно. Примерно тогда вы сами приехали покорять Москву и были еще никому неизвестны. Не появлялось желание заработать на чем-то, помимо основной профессии, на тех же вениках, хотя бы из спортивного интереса?
– Нет. По той простой причине, что совместить работу и учебу в театральном вузе было нереально. Я учился в Школе-студии МХАТ. Мы приходили в 9 утра, а в 11 вечера нас выгоняли из здания пожарники. После этого мы шли по домам, праздновали и еще успевали заняться юношескими делами. Спали, как Наполеон, по 4 часа. В 9 утра снова приходили на занятия.
– Когда Лунгин вам предложил роль бизнесмена Платона Маковского, вас не смутило то, что у вас с прототипом нет ничего общего?
– Когда Лунгин предложил мне эту историю, я с большим интересом отнесся к этому. Я читал «Большую пайку» и попытался рассказать о человеке, у которого неординарный склад ума, необыкновенный энергетический запас. Я знаю, что сам Павел Семенович настоял на моей кандидатуре. Если говорить о схожих чертах: у меня тоже было желание, когда я приехал в Москву, победить ее. Я приехал ни с чем. Видимо, Лунгину нужна была эта нота азарта, которую он видел во мне. Азарта и легкости.
– А азарт в низменном смысле, казино и прочее, вам свойственен?
– Ну, у меня бывали в жизни всякие моменты. Ситуация игры очень завораживает. Мужчинам это свойственно. Как говорил Герман: «Я не могу жертвовать необходимым в надежде получить излишнее». Я иногда могу пожертвовать необходимым, но не для того, чтобы получить излишнее… Момент выигрыша не настолько эффектен, как само ощущение проигрыша.
– Можете назвать самый большой проигрыш?
– Не стоит.
– А самый большой выигрыш?
– Парадокс моей игры заключался в том, что я практически никогда не выигрывал.
– Вас интересуют в театре и кино ситуации на грани жизни и смерти. А в жизни с вами случалось нечто подобное?
– Я занимаюсь мирной профессией. Но у меня были чудовищные моменты в жизни. Если говорить серьезно, когда я потерял родителей, для меня жизнь закончилась. Ничего страшней в жизни с человеком случиться не может. Мне было 25 лет. После этого момента у меня восприятие мира стало другое. Я потерял их тогда, когда они мне были так нужны, потому что через несколько лет я мог бы уже поделиться тем, что я сделал. Как в пьесе Галича «Матросская тишина», тот момент, когда они «могли погордиться мной». Этого момента у меня в жизни не было.
– С Березовским вы познакомились, когда уже играли Маковского?
– До этого я не был с ним знаком. Все как-то само собой произошло. Я был в Лондоне. Случайно встретились. Понимаете, мир настолько тесен. Конечно, у него был интерес к этой работе. И, наверное, есть и сейчас.
– Он давал какие-нибудь советы?
– Все уже было сделано. Он не занимался этой картиной и более того, «Олигарх» – плод нашей фантазии, хотя основанный на реальных событиях. Я не играл Березовского. Но мне было бы интересно мнение прототипа.
– «Олигарх» – фильм не о Березовском. Тогда кто такой ваш герой Платон?
– Это Моцарт. Человек невероятно талантливый. Время, ситуация в стране сделали его таким, каков он есть. «Олигарх» – это история человека, теряющего друзей, любовь. История о том, как человек стал олигархом. Неслучайно название фильма появляется только в конце. Мы занимались частной историей. А вся эта страна была «задником». Момент личных отношений для меня был самым главным. Допустим, история любви. Первая сцена, когда Платон, завладев женой своего оппонента, потом бросает ее, забывает – для него это одна из историй, ведущих его к олигарху. Люди – не главное. Он выбрасывает их. Идея создания империи – вот что сидело у него в мозжечке. Мы занимались этим.
– Почему тогда в интервью вы почти всегда говорите о другом – о времени, стране, каких-то глобальных вещах?
– Потому что всех интересуют конкретные вещи: сходство ситуации и т.п. На вопросы отвечаешь более-менее утилитарно. У меня сейчас есть ощущение от сценария и от того, как мы работали, но от картины я не могу создать впечатление, потому что я ее не видел. А в кино работает все: музыка, монтаж… Актер – существо забавное. В момент «спринта» он живет подсознательно тем же, чем и персонаж. Сейчас я уже другой. Платон Маковский ушел от меня, я уже прожил полгода в шкуре другого персонажа – Рогожина. Полгода я жил в Питере. Я даже вида был другого. «Почему в «Олигархе» вы похудели?» (передразнивает). Я не похудел. Я стал таким. Мы готовились. У нас были репетиции. Когда я играл того же Пугачева, смотрел его немногочисленные портреты, видел этого большого, рыхлого человека, наделенного огромной силой, – причем он болел, у него была золотуха, он не чувствовал боли – я должен был стать таким. Тогда люди были физически другими. Потом я играл другого человека – Платона Маковского. Если вы внимательно читали историю Березовского, он тоже был болен. Он не мог много есть. Ел иногда яблочки. И этот момент сжигания самого себя как раз и доводит его до такого физического состояния.
– Совершенно необъяснимо было для меня то, что Платон в фильме ужасно одинокий человек. Где-то с середины «Олигарха» он просто попадает в какое-то безвоздушное пространство…
– Фильм – это только срез куска жизни. Причем экстремальный. Там должна была быть масса женщин, которые существовали в его жизни. Одна женщина у него все-таки есть, она все время присутствует. Номинально есть. Но…
– Интересная ситуация складывается в фильме: по мере того как ваш герой Платон все больше превращается в олигарха, вы сами как актер завоевываете все больше и больше пространства. И если в начале фильма можно говорить об ансамблевой игре, то потом остается один Машков, который окончательно «перетягивает одеяло на себя»…
– Актеры все время находятся в соревновании. Это очень подстегивающий момент. В «Олигархе» я должен был стать лидером. Я искал тот момент перехода, когда общение становится не на равных. Но в этом, видимо, заслуга не моя, а актеров. Короля играет свита – это 100 процентов. Они играли меня. Без их взгляда на меня как на лицо ведущее не получился бы «крысолов». У нас была замечательная атмосфера. Поэтому мы и сняли фильм достаточно быстро при огромном количестве объектов. На съемочных площадках мы любим, ненавидим друг друга. Это так естественно, как в любой работе. Другое дело, дай Бог, что собирается группа, банальным языком выражаясь, единомышленников, людей, которым интересно это сделать.
– В «Олигархе» слон очень запоминающийся. Понравилось кататься на нем?
– Он был большой и шершавый. Что меня поразило, так это его огромная голова, в которой чувствуется очень большой мозг. Лунгин смешную вещь сказал на съемочной площадке: если бы слоны не питались травой, кустарниками и деревьями, они завладели бы миром, потому что мозг у них побольше человеческого, и они очень сообразительные. Но так как им приходится почти 24 часа в сутки есть траву, у них не остается времени на созерцание. Если бы слоны были плотоядными, мы бы сейчас здесь сидели с хоботами, разговаривали. В этом что-то есть. Как вы думаете?
– Может быть.
– Вот. Все от питания.
– А вы сами как питаетесь? У вас олигарх получился щупленький такой…
– Я такой и есть. Вот сижу, пью кофе.
– Только кофе? А алкоголь?
– Нет. Никаких дурманящих средств я не принимаю.
– А раньше?
– Раньше! Раньше чего только не было. Я приехал в незнакомый город, который долго не хотел меня принимать. Много всего было. На большую киноисторию.
– Не хотите снять?
– Это уже следующий разговор. До мемуаров я, наверное, не опущусь, потому что у меня нет такого таланта мемуариста, но рассказать какие-нибудь забавные истории из своей жизни и из жизни своих друзей и близких – это можно.
– Вы уже обмолвились о роли Рогожина. Можете рассказать об «Идиоте» подробнее?
– Это будет многосерийный художественный фильм, который снимает наш замечательный режиссер Владимир Бортко («Собачье сердце»). Блистательный актерский ансамбль! Женя Миронов играет Мышкина, я – Рогожина. Михаил Боярский, Олег Басилашвили, Инна Чурикова…
– А идея постановки «Собачьего сердца» в «Сатириконе» случайно появилась не в связи со съемками у Бортко?
– Нет. Она связана только с тем, как я придумал эту историю, и еще с Костей Райкиным.
– Он мечтал Шарикова сыграть?
– Нет. Я его направил в это русло. Надеюсь, у меня тоже будут замечательные актеры.
– Это здесь. А что будет в Голливуде?
– Меня пригласили и продолжают приглашать еще. В октябре я опять туда еду. Потом вернусь сюда, буду делать здесь историю. Я как рыба, которая ищет места нерестилищ, двигаюсь туда, где интересно работать. В этом смысле я настоящий Стрелец – живу на чемодане.
– Вообще это для вас свойственно – ждать, когда пригласят, или все-таки пытаетесь добиваться понравившихся ролей?
– У актеров нет выбора: на протяжении моей работы в кино я ни разу не сталкивался с тем, чтобы люди приходили, просили роль.
– Было такое, что вы приходили, пробовались и не подходили?
– Конечно. Много раз.
– Когда-нибудь жалели, что не сложилось?
– Естественно! Приходишь на работу, готовишься… Конечно, жалко. Меня очень долго не снимали, и я вообще никогда в жизни не задумывался, что буду на экране. Я работал в театре. Меня пригласила Сурикова на «Две стрелы». Это были чуть ли не первые мои пробы, и я ей не подошел. Потом Лунгин меня пробовал в «Луна-парк»: я тогда еще студентом был. Очень много было таких моментов. Каждый актер проходит через это.
– В Голливуде через это пришлось пройти второй раз…
– Я не из тех везунчиков, которым все приносят. Меня в детстве не снимали в кино. Мне не везло на такие подарки. везло на другое – на то, что я в правильное время оказывался в нужном месте. Голливуд – это веселенький способ проверить свои силы. Мне это интересно. Поехать туда изучать язык, на котором я все равно разговариваю на уровне кухарки из Сингапура. Я это так оцениваю. И когда они видят плохо разговаривающего человека, который пришел не 15–17-летним юнцом, и это их все равно интересует, значит, есть что-то помимо языка и красоты – в этом я не самый необыкновенный. Значит, им нужна моя энергетика, это обаяние – я как режиссер могу оценить – на грани такого положительно-отрицательного: вроде парень ничего, а вроде и мерзавец.
– Как вас оценивает американская пресса?
– Были рецензии, конечно. И мне приятно, что они были достаточно хорошие. Писали, что (ерничает) возложенная на меня почетная миссия изобразить того или иного персонажа им показалась небессмысленной. Им сподобилось, понравилось, поэтому они с настойчивостью идиота продолжают меня приглашать.
– А вам-то самому как? Ведь роли однотипные…
– Что вы хотите узнать?! Все замечательно. Я горжусь каждым своим шагом. Я благодарен судьбе, что меня пригласили. Я не знал практически ни слова и пришел в другой мир с другими отношениями между людьми. Когда ты начинаешь жизнь с нуля – это такой всплеск энергии. Приходишь в то место, где ты никто и звать тебя никак, где на тебя смотрят взглядом: «Чего они его привели?! Он хлеб забирает! Это ведь и я могу!» Сниматься в боевиках безумно интересно. Потому что ты попадаешь в реальную ситуацию. Поиграть в «войнушку»... Я беспощадно отношусь к себе, я могу с собой все что угодно сделать для того, чтобы быть самому себе интересным.
Фактически я приехал туда как вылупившийся птенец. Я там еще ничего не сделал. Я только пришел. Даже не открыл дверь. Так к этому и надо относиться, и я к этому так отношусь – как к первым попыткам что-то сделать. Попытаться переломить их взгляд, убедить в том, что я могу. Потому что для них этой части планеты не существует. Российского кино нет. Там вызывает интерес Азия. И то, что все-таки появляются наши картины, то, что они берут русского актера, – это прецедент. Были же блистательные ленты, и они есть. Вот сейчас у Рогожкина замечательная картина «Кукушка». Может быть ее номинируют на «Оскар». И еще наши актеры поедут. Я отношусь к этому как к единой поляне. В этом смысле я не эгоист.
Статья: «Олигарх» как летопись страстей
