Когда мои друзья-охотники узнали, что я буду разговаривать с Виллэ Хаапасало, знаменитым финном из “Национальных особенностей…”, они взяли с меня клятву, что я непременно передам ему братский привет, признаюсь от их имени в любви и скажу, что “Особенности национальной охоты” – самый правдивый фильм на свете. Я так и сделала. От моих бурных признаний Виллэ засмущался. Единственное, что он произносил: “спасибо” и “хорошо”. Я даже испугалась, что он все-таки не знает русского. Но, слава богу, на великом и могучем финский актер говорит не хуже нас с вами. В этом, кстати, любой желающий мог убедиться на церемонии вручения призов XXIV Московского международного кинофестиваля – там Виллэ получил статуэтку “Святого Георгия” и Приз зрительских симпатий за роль финна-снайпера в “Кукушке”.

– Виллэ, вы учились в Санкт-Петербургской академии театрального искусства. Почему выбрали именно Питер?

– Это случайно получилось. Не на тот поезд сел. Нет, правда! Ехал в Англию, а приехал в Россию. Я на самом деле собирался в Англию на учебу, ехал билет покупать и встретил приятеля. Он говорит, а зачем тебе так далеко ехать? Езжай в Россию, она ближе. Он нашел своих знакомых в Ленинграде, которые говорили по-английски, – я же русского не знал.

– То есть вы совсем не говорили по-русски?!

– Да. Абсолютно.

– И поступили на актерский факультет?!

– Да меня, может, вообще не взяли. Мне, скорее всего, говорили “уходи”, а я не понимал и продолжал посещать занятия. Сначала было очень трудно. Я вообще ничего не понимал, просто ходил со всеми... Сам не знал, зачем ходил. А потом начал понимать и наконец заговорил.

– Сейчас трудностей с языком не возникает?

– Да нет. Только мне очень жалко, что я по-настоящему русского не знаю – грамматики не знаю вообще, писать по-русски не умею (смешно произносит слово “писать”, делая ударение на первый слог).

– Но вы же переводите на финский русских театральных классиков!

– Ну да... Но это другое, там не надо по-русски писать. А по-фински я писать умею.

– Кого вы переводили?

– Ой, я много переводил. Чехова переводил, Гоголя, Толстого – “Анну Каренину”. Не всю, конечно. Частями. Мы делали инсценировку. Понимаете, переводчикам надо платить, а я играю в небольших театрах, и денег у нас на переводчиков нет. Поэтому я сам берусь. Я, конечно, никакой не переводчик, но мне кажется, я хорошо знаю русский театральный язык. Именно театральный.

– Как вы попали к Рогожкину?

– Сам не знаю. Мне кажется, и он не знает. Нет, правда! Я тогда играл в “Записках сумасшедшего”. Может, он меня там видел, а может, кто-то ему сказал, что вот учится в академии финн. Рогожкин мне позвонил, пригласил на пробы.

– Это правда, что после “Особенностей национальной охоты” вас на родине стали приглашать на роли русских?

– Сначала вообще никуда не приглашали. Я вернулся в Финляндию чужим, меня там никто не знал. А потом начали приглашать играть русских и других иностранцев. Я в какой стране ни снимаюсь, все время играю иностранцев! Видимо, судьба такая.

– Вы на настоящей охоте были?

– Как сказать... Да, был, конечно, но я ни в кого не стрелял и не убивал. Я и оружие – две вещи несовместные. Мой дедушка очень любил охоту, брал меня с собой. Он хотел научить меня охотиться, но отец не разрешал. Сейчас я считаю, что он правильно делал.

– Мои друзья-охотники просили меня обязательно спросить у вас, пьете ли вы спиртное?

(Смеется.) Ну пью. Не то чтобы много, но пью. Главное – знать меру. Водку люблю.

– Русскую?

– А неважно, финскую, русскую. Пиво тоже люблю, но мне нельзя, у меня язва, врачи не рекомендуют. Виски еще пью, но виски люблю меньше. Я после спектакля, когда прихожу домой, готовлю себе что-нибудь на ужин и обязательно 100 граммов водки выпиваю. Я даже не представляю себе, как можно не выпить после работы. А в день спектакля я ничего не ем...

– Как, вообще?!

– Да. Я не могу. Мне не хочется, меня тошнит.

– Так сильно волнуетесь?

– Очень! Я же боюсь выступать перед зрителем. Ужасно боюсь!

– На нынешнем Московском кинофестивале за роль в “Кукушке” вы взяли “Святого Георгия”. Ощущаете себя звездой? Или звездная болезнь пока не тревожит?

– Звездная болезнь – это действительно болезнь, и я думаю, что ею не заболею. Я знаю, что такое популярность, знаю, что такое, когда тебя узнают на улицах, берут автограф, но я отношусь к этому как к работе. В конце концов мы работаем для зрителей, они нам платят – глупо кусать руку дающего. А про “Георгия”... Первое, что я почувствовал, – это стыд. Стыдно было перед ребятами, что дали мне одному. Понимаете, ведь этот фильм сделан на троих, мы все там главные. И несправедливо, что приз получил я. Я понимаю, что приз один, и организаторы фестиваля мне сказали, что если бы можно было дать три маленьких “Георгия”, то они бы это сделали. Так что я считаю, что этот приз получили мы все.

– Говорят, вы нашли Анни-Кристину Юусо…

– Да. Я искал девушку, которая говорила бы на языке саами. Не актрису, которую можно было бы научить говорить на этом языке, а именно женщину–носительницу языка. Саами всего 70 тысяч по всему миру. Я искал, конечно, поблизости: в Финляндии, Швеции и Норвегии. Нашел пятерых: они мне видеопробы прислали. Мы с Виктором (Бычковым .– Прим. автора), когда их отсмотрели, сразу поняли, кто будет играть. Она потрясающая девушка, такая живая.

– Виллэ, вы с детства актером хотели стать?

– Я деревенский парень, вырос в деревне. У меня было две противоположные мечты. Я с 12 лет участвовал в театральных постановках... Нет, с десяти. В двенадцать я уже точно решил, что буду актером. Но тогда же я мечтал стать хоккеистом. Я с детства играл в хоккей, а в 19 лет бросил (в 19 лет Виллэ приехал в Ленинград. – Прим. автора). Был членом юношеской сборной и наивно думал, что смогу совмещать две профессии. Летом я собирался сниматься в Голливуде, а зимой в Финляндии играть в хоккей. Но потом понял, что так не получится.

– Сейчас в хоккей играете?

– Конечно! Когда время есть...

– Много работы?

– Сейчас очень много. Я снимаюсь в трех картинах, играю в театре. Знаете, иногда так бывает, что все наваливается в один момент. До этого бывало, месяц вообще без работы сидишь. У меня, правда, есть другие профессии, так что когда не было ролей, я по-другому зарабатывал.

– Какие профессии?

– Я рамки делаю для картин и учу других это делать. И еще я водитель грузовика. Сейчас, правда, на это нет времени. Все время играешь, играешь, играешь. Конечно, хочется работать в питерских театрах, но я не настолько богат, чтобы позволить себе постоянно ездить туда-сюда.

– А как вы отдыхаете?

– Отдыхаю? Спорт. Три раза в неделю хожу в бассейн, в тренажерный зал. А еще... Хорошо, что жена по-русски не читает! Лучший отдых для меня – это побыть одному. Я иногда уезжаю один на дачу, на рыбалку. Закинешь удочку и сидишь, смотришь на воду. Только на крючок червяка надевать не надо, потому что главное – ничего не поймать. Просто сидишь один. А в шумных компаниях я не умею отдыхать. Кто-то умеет, а я нет. Мне иногда хочется покричать во весь голос, в городе я этого делать не умею, мне нужно на природу. И я раз в полгода обязательно выезжаю куда-нибудь в лес, ору там, плачу. Много всего отрицательного накапливается и надо это выплеснуть. Я очень не люблю ссориться с людьми, поэтому “выкрикиваю” все на природе. Природа все понимает...

– Жена не обижается, что вы один отдыхаете?

– Нет. Мы же вместе тоже отдыхаем.

– Жена у вас актриса?

– Да. Я всегда думал, что жена не должна быть той же профессии. Кто угодно, только не актриса... Но мы не работаем вместе. Я даже представить себе не могу: целый день вместе на репетиции, потом вечером дома говоришь только о спектакле – так с ума можно сойти!

– Жена – ваш идеал женщины? Или все-таки она обычный человек со своими недостатками?

– Нет, конечно, у нее есть недостатки... Но... Вообще-то да, она идеал, когда у нее хороший день. А когда плохой – о-о-о! (Смеется.) Вообще, я о жене могу долго говорить. Мы с ней очень давно вместе. Мы познакомились, когда ей было 14, а мне 16. Правда, потом она на три года меня выгнала... Но приняла обратно, слава богу!

– За что выгнала?

– Плохой, видимо, был. И потом, я же за границу учиться уехал. Думал, вообще в Англии буду...

– У вас есть дети?

– К сожалению, пока нет. У меня жена только год назад закончила учебу, так что было не до того.

– Когда вас видишь на экране, то создается впечатление, что в жизни вы должны быть очень добрым и вообще сугубо положительным. Вы действительно добрый?

– (Смущается.) Трудный вопрос. Об этом, конечно, не мне судить. (Задумывается.) Но, наверное, я добрый. Да, добрый. Это довольно трудно – быть добрым. Я стараюсь, хотя не всегда получается. Знаете, иногда утром проснешься, настроение отвратительное, просто ужасное. Тогда я выхожу из дома, здороваюсь со всеми подряд и всем улыбаюсь. И начинаю получать улыбки в ответ. Через некоторое время настроение улучшается.

– Виллэ, меня давно мучает вопрос: почему финны лучшие гонщики? Ведь, по нашим представлениям, финны немного заторможенные...

– Да, меня самого это интересовало! Я думаю, во-первых, дело в том, что у нас очень строгие правила дорожного движения и зверские штрафы, поэтому водители у нас ездят очень аккуратно, осторожно и внимательно и, соответственно, совершают мало ошибок. А во-вторых, поскольку у нас все ездят медленно, то когда есть возможность погонять, водители с радостью “отрываются”.

– Вы тоже?

– Я? (Смеется.) Я три года был “под строгим глазом” полиции. Пока я работал водителем, у меня накопилось очень много штрафов, и потом меня за каждое мелкое нарушение тащили в полицию. Но это, знаете, почему было? Вот дорога из одного пункта в другой занимает два часа. А мне хозяин говорит, что надо доехать за час и штраф оплачивает он. Ну я и гоню что есть сил. Сейчас-то я езжу аккуратно.

– А какая у вас машина?

– “Восьмерка”. У меня раньше любимая машина была “копейка”. Но все-таки пересел на “восьмерку”. Нравятся мне ваши “Жигули”.

– Актеры – люди суеверные. В приметы верите?

– Да, верю.

– В какие? Финские или наши?

– У меня уже все перемешались: финские, русские, китайские... Я во многие верю, так даже не вспомнишь. Вот, например, я никогда не ем перед зеркалом.

– Это что за примета?

– Считается, что тогда зеркало съедает твою красоту. Правда, моя красота – понятие относительное, но я не перестаю надеяться, что когда-нибудь стану по-настоящему красивым (смеется)...