Она - настоящий скандал. Вызов. Кошмар, летящий на крыльях ночного эфира. Увидев ее на экране, добропорядочные обыватели стараются побыстрее выдворить своих малолетних отпрысков из комнаты, а сами поуютнее усаживаются возле телевизора, чтобы пощекотать нервы и получить очередную дозу адреналина.

Для нового телевизионного сезона Светлана Конеген готовит новый деликатес. Ингредиенты этого блюда держатся в секрете

- Светлана, вы только что вернулись из Италии. Ездили отдыхать или охотиться за новыми “деликатесами”?

- Честно признаться, отдыхала. Редкий случай для меня. Я бываю в Италии очень часто, мне кажется, что это моя вторая родина. Я прекрасно знаю всю Европу, формально я вообще живу в Гамбурге - мой муж немец. Но в Германии откровенно скучаю. Во Франции несколько веселее, но не могу сказать, что там чувствую себя так уж комфортно. А Италия, та ну полностью совпадает с моей внутренней энергетикой! Вот уж, где я чувствую себя, как рыба в воде! Кроме того, мне страшно мила та витальность, которой обладают тамошние граждане. Не говоря уж о безумно интригующем мощнейшем культурный фоне, который стоит за всем этим. В Италии в каждом камушке, в каждой пылинке и, извините, в каждой собачьей какашке можно обнаружить самые поразительные пласты истории. Возможно, тут во мне срабатывает комплекс филолога-классика (я ведь как-никак специалист по античности). Но в принципе, как типичный невротик-трудоголик, предпочитаю ездить с камерой.

- А вот взглянув на вашу квартиру, можно подумать, что вы любите Японию…

- Я люблю ее здесь, в Москве. Это единственный способ оторваться от слишком уж бурного, сумасшедшего московского контекста. Сделать для себя этакий укромный японский уголок посредь Москвы для меня было просто необходимо. Это – условие выживания. Японская культура располагает к медитативности и полному отстранению от всяческой суеты. Точно так же “работает” на психику и этот фантастический вид из окна на Москву-реку, на Нескучный сад. Для профессионального психопата, как я, это, поверьте, чрезвычайно важно.

- Программа “Деликатесы” иногда знакомит зрителей со злачными местами мира. Куда бы вы посоветовали отправиться самым отчаянным любителям приключений?

- Исключительно в монастырь. Куда-нибудь на Тибет. Поскольку нынешняя жизнь пресыщена всяческими извращениями, реальным деликатесом было бы отправиться в самый отдаленный монастырь где-нибудь на краешке мира. Во всяком случае, для меня лично.

- Как вы – филолог с классическим образованием, знанием древнегреческого и латыни - попали на телевидение?

- Случайно. Тогда расширялось НТВ, нужны были новые программы, люди, лица. Поскольку я была уже известным человеком в московских светских кругах, мне и подсунули эту самую светскую тематику. Мы попытались выжать из нее максимум возможного, а именно: крайне иронично, почти карикатурно изобразить все эти светские маски, их суету, кривляние, флирт, наконец, слабости… Для светской публики это была возможность взглянуть на себя со стороны, а для сторонней – избавиться от тех мифов, которые накручены вокруг так называемого “мира звезд”. “Попса” зачастую обижалась по простоте душевной. А более продвинутая светская публика, та, напротив, оттягивалась от души. Чем более карикатурно, тем смешнее. Но роль самой злой карикатуры я всю жизнь оставляла для себя. Собственно, это давало и дает мне право всю жизнь говорить то, что я хочу, нагло глядя в физиономии своих зрителей.

- Признайтесь: эпатирующий имидж Конеген был вызван еще и опасением, что слишком умную ведущую не примет массовый зритель. По неписаным правилам журналист должен выглядеть лишь чуть-чуть умнее своей аудитории.

- Я предпочитаю выглядеть чуть-чуть глупее. Надеюсь, мне это иногда удается. Хотя бы иногда. Но могу объяснить тогдашнюю ситуацию. Семь лет назад российское телевидение было безобразно серым, стилистической разницы между молодежным телевидением и ТВ для “пенсионэров”, телевидением для обывателя и для интеллектуалов практически не существовало. И в этом плане мы со своей “Сладкой жизнью” сделали тогда нехилый прорыв, во многом отработав значительную часть тех приемов, которые, к примеру, сейчас использует то же молодежное ТВ. На сегодняшний день весь этот внешний эпатаж мне уже решительно не нужен, я и без него чудовище порядочное. Интеллектуальный эпатаж, поверьте, куда действенней!

- Тот факт, что практически исчезли слухи и сплетни о вашем романе с Бари Алибасовым или Ириной Хакамадой, тоже связан с переменой имиджа?

- Сплетни исчезли потому, что роман с Бари Алибасовым, например, перешел в семейные отношения (смеется), весьма прочные и устойчивые. Слухи всегда есть. Просто сейчас они стали иными. Эти сплетни порождаются публикой, журналистами… Но главным источником самых невообразимых слухов является, конечно же, наш парламент! Вот и слух о моем романе с Ириной Хакамадой был порожден кое-какими небезызвестными думскими болтунами. А вообще-то есть такая особая категория людей, которые, решительно не желая ничего такого, постоянно провоцируют вокруг себя какие-то слухи. Я отношусь к такой странноватой категории граждан: что бы ты ни делал, каким бы ни был ангелом, в глазах общественности ты все равно выглядишь дьяволом. Или – наоборот. Да-да, за тобой вечно подозревают всевозможные преступления, вплоть до поедания христианских младенцев (чем я, кстати, иногда все-таки балуюсь). Я стараюсь не обращать внимания на слухи, хотя сама тенденция, степень “желтизны” подобных сплетен важны для анализа собственного имиджа.

- “Деликатесы” - аналог какой-то западной передачи или это ваша придумка?

- Честно скажу: боюсь, что мы единственные, кто ни разу ни у кого никогда не пытался что-то калькировать. Мы предпочитаем придерживаться ровно противоположного принципа - отталкиваться от того, что есть, и пытаться сделать самое противоположное. И в этом смысле нынешняя ситуация российского телевидения удручает. У нас нет практически ни одной самостоятельной программы. Приезжаешь в Италию или Арабские Эмираты и не понимаешь, где находишься: везде одни и те же бесконечные тупейшие шоу. Но в общем-то это - норматив массовой культуры, против которого не попрешь. Другое дело, что эти нормативы должны хоть время от времени как-то и кем-то меняться. В масскультуре существует прослойка креативных людей, которые должны создавать новые стереотипы, чтобы народ не тупел и не скучал, как скучает сегодня. Сейчас такая прослойка практически отсутствует.

- Вы, как я понимаю, телевизор не смотрите?

- Я смотрю телевизор как профессионал, чтобы знать, кто что делает. Две минуты смотрю, потом переключаю на другой канал, параллельно занимаюсь совершенно другими делами и думаю о другом.

- Желания задержаться на каком-то канале дольше, чем на две минуты, не возникает?

- Нет. Дико скучно.

- Деликатесы, которыми вы потчуете зрителей ночного эфира выбираете сами?

- Да, конечно. Странно, если бы мне кто-то что-то навязывал. Хотела бы посмотреть на этого…хм…простодушного товарища!

- У вас всегда очень интересные собеседники…

- Мы выбираем крупнейших ведущих специалистов в той или иной научной области, людей, представляющих интеллектуальную элиту общества. Встречи с ними меня поражают. Изумляет, что такие люди еще остались. А вот Большая академия наук, к сожалению, оставляет довольно тяжкое впечатление. С большинством из тамошних академиков крайне сложно говорить на языке сегодняшней культуры. И уж тем более, они совершенно не способны перевести свой узко-профессиональный язык на язык масс-медиа. Гораздо больше живых людей в РАМН. Например, меня совершенно поражает такой фантастический человек, как кардиолог Юрий Бузиашвили, работающий в Центре сосудистой хирургии им. Бакулева! Ей Богу, он просто потряс меня своей клиникой, своим отношением к людям, тем, что он зачастую делает операции на собственные деньги тем, у кого их нет. Такие встречи меня очень радуют, и с такими людьми действительно хочется работать. Как видите, я еще не во всем циник, и мне все же удалось сохранить некую дозу здорового простодушия!..

- Говорят, скоро у вас будет новая программа…

- Брэнд не изменится, останутся элементы прежней программы, поскольку она рассчитана на широкого зрителя, а не только на высоколобых лысых дяденек, страдающих старческой бессонницей. Программа увеличится, будет идти около сорока минут, поэтому появится возможность обсуждать ту или иную тему с разных позиций. На сей раз мы будем брать не столько эпатажем, сколько эффектом интеллектуальной неожиданности, что для меня лично гораздо более привлекательно. Я вообще не могу работать больше года на одной программе. “Деликатесам” скоро исполнится два с половиной, для меня это патология, у меня же шило в заднице! Давно хотелось изменить что-то. Начало телесезона – прекрасный повод для перемен.

- Не боитесь потерять зрителя?

- Даже если часть зрителей уйдет, придет другая. Наш проект уникален по своей сути, подобного нет не только на нашем, но нет и не было на западном телевидении.

- Говорят, что работа на телевидении – наркотик. Насколько это утверждение справедливо?

- Это правда. Иное дело, что там вертится масса лишних людей, которым там явно не место. Но, с другой стороны, это такой муравейник, где каждому найдется, извините, свой сортир.

- А как насчет того, что телеведущий – это диагноз?

- Нет, я так не считаю. Моя жизнь не ограничивается телевидением, тем более ведением программ. Для меня телевидение – всего лишь один из способов достижения каких-то своих, внутренних целей и задач.

- Каких именно?

- Ну это уж, простите, интимка! Но вообще-то в любом своем проекте мы пытаемся цивилизовать зрителя. Для этого ему необходимо жить не в своем узком, барачном контексте, а вползти, наконец-то, в некое международное культурное пространство. Надо научить говорить нацию, жившую на протяжении многих десятилетий вдали от европейское цивилизации, на языке этой цивилизации, научить ее вообще говорить на другом языке, дистанцироваться от самой себя. Это первейшее условие “проживания” в нынешней культуре.

- Какие жертвы приносятся на алтарь телевидения его служителями?

- Прежде всего, телевидение меняет образ жизни, ты становишься более загруженным, в чем-то вынужден себя предельно ограничивать. В приватном общении, например. Друзей не видишь по нескольку месяцев. У тебя практически нет свободного времени, ты бесконечно недосыпаешь, постоянно находишься в состоянии стресса. Потом, это совершенно другое отношение с публикой: выйти на улицу, не надев бейсболку или какую-то дамскую шляпку решительно невозможно. Но это – вполне понятные издержки профессии.

- Вы из профессорской семьи. Не верится, что росли такой послушной прилежной девочкой.

- Нет, я была тихой, как мышка. Почти такой, как сегодня.

- В одном из интервью вы говорили, что знакомы с мужем очень давно. Как вы познакомились?

- Это было довольно странно. Мой муж математик, и что ему стукнуло в голову притащиться в питерский университет на курс русского языка, мне не вполне понятно. Ему - тоже. Но тогда мы были просто-напросто маленькими, нелепыми, смешными и глупыми поросятами!.. Мы познакомились, как это ни комично, в винном магазине. Был день стипендии, и мои однокашнички потащили меня покупать “Ркацители”, за рубль десять, как сейчас помню. Туда ринулся весь университет. Ближайший магазин располагался рядом со стрелкой Васильевского острова. В очереди мы и познакомились. В этой же очереди и продолжаем стоять по сию пору.

- Вы живете в России, а муж в Германии. Почему?

- Это абсолютно нормально для “продвинутых” европейских семей. Очень много людей живут такой жизнью. Муж может преподавать в университете в одной стране, жена – в другой.

- Сколько времени в году вы проводите вместе?

- Немного. Но мы постоянно звоним друг другу, перписываемся по e-mail. Это та дозировка, которая, с одной стороны, при таком бешеном темпе работы приемлема для меня, а с другой - для него. Потому что слишком долго терпеть меня, как вы догадываетесь, весьма трудно. И Вольдемару я глубоко сочувствую.

- Что вы читаете?

- Преимущественно научную литературу. К ней у меня “нездоровый” интерес с детства. А что касается художественной…Пелевина больше пяти страниц читать уже не могу, мне все становится слишком ясно. Очень серьезно отношусь Владимиру Сорокину. Меня просто поражает масштаб его личности! Он совершенно не похож ни на кого. На мой взгляд, этот человек будет оценен русской культуркой и “потянет” не меньше, чем на нового Льва Толстого!

- Вы это говорите как литературный критик или как читатель?

- Как аналитик, конечно. Хотя мне сложно расчленить себя на критика и читателя. Я не могу смотреть с простодушием неофита на творчество господина Тарковского. Меня от него тошнит как профессионала и как человека. То же самое я могу сказать и о многих других. Иосиф Бродский для меня – “общее место” в менталитете русской интеллигенции, не более и не менее.

- Есть ли книги, которые вам хочется перечитывать?

- Пожалуй, нет. Да и у меня на это нет времени, его не хватает даже на себя, на визит к косметичке.

- Вы принимаете участие в традиционном женском марафоне под названием “погоня за вечной молодостью”?

- Нет. Во-первых, я ценю любой возраст, в частности свой. Во-вторых, это кажется мне диким. Кроме того, я прекрасно знаю точку зрения медиков-профессионалов по поводу экспериментов над своей внешностью. Все эти омолаживающие технологии используются как максимум на протяжении 10 лет, и каковы будут их последствия через 15 лет, нам с вами пока не ведомо. Врачам тоже. Любой здравомыслящий профессионал скажет вам: “Иди-ка ты, милочка, от этого салона, не будь дурой!” Другое дело какие-то элементарные вещи: массаж или педикюр-маникюр.

- Считается, что Конеген – заядлая тусовщица. Это так?

- При моих нагрузках таскаться по мероприятиям в тягость. Сейчас все меньше становится бессмысленных тусовщиков, для которых вечеринка - лишь способ провести время. Народ занят, люди делают дела. У меня бывает две причины посещения мероприятий. Первая - пересечься с людьми, которые нужны, и вторая, если вечеринку устраивают друзья: обнять человека и чмокнуть его в нос или в другое место, какое попадется. Сейчас что-то затевает Андрей Шаров.

- Это ваш любимый московский модельер?

- Да, но я еще очень люблю и Вику Андреянову. У меня полгардероба - ее вещи. Она, как мне кажется, очень хорошо меня чувствует. Вика – замечательный модельер и очень осмысленный человек, что нечасто в эхтой среде случается.

- Всегда и везде вас сопровождает замечательная собачка Дуся. Это дань моде или вы руководствуетесь принципом: “Чем лучше я узнаю людей, тем больше люблю собак”?

- Второе, действительно, не лишним было бы припомнить, особенно глядя в чистые Дусины глаза. Дуся – это часть моей жизни. Она не может быть одна, как и я не могу быть без нее. Было бы бесчеловечно оставлять ее в одиночестве. Она ездит со мной по всем заграницам, бывает практически везде, вплоть до кремлевских покоев.

- Ваш любимый деликатес?

- Я сама, поскольку единственная ситуация, которая приводит меня в состояние некоторого изумления или шока - это столкновение с самой собой.