Наш корреспондент беседует с Николаем Цискаридзе, готовым олицетворить поступь Судьбы.

– Николай, вам вообще мюзиклы интересны?

– Мне интересен любой музыкальный спектакль. Оперетту обожаю с детства. Я был в Нью-Йорке на «Кошках», которые шли больше 20 лет, и видел актеров, игравших с первого спектакля по последний. Представьте, они ничего не меняли в спектакле! Для русского актера это невозможно – 20 лет изо дня в день приходить на работу, класть один и тот же грим, играть ту же роль, не добавляя ни слова, ни жеста. Мюзикла в западном понимании у нас, наверное, никогда не будет.

– Вы не считаете, что мюзикл «убивает» оперетту?

– Убить хорошее невозможно. Мюзикл – это жанр, который развивает искусство оперетты.
А в России еще и водевиля. «Летучая мышь» Штрауса – в репертуаре всех лучших оперных театров мира. Спектакль идет под Рождество и в канун Нового года, поют только звезды первой величины, и попасть в театр почти невозможно. Цена билетов зашкаливает.

– Что вам не нравится в российских мюзиклах?

– Мюзикл – дорогое зрелище, его нельзя поставить за копейки. Если реквизитный стул сломался, его нужно выбросить, а не прибить двумя гвоздиками. На таком танцевать невозможно. Нельзя покупать дешевые микрофоны…

– Тем не менее вы согласились участвовать?

– Я обожаю все, что связано с Францией, а французский шансон – мой любимый. Знаю «Ромео и Джульетту» наизусть. С Катериной фон Гечмен-Вальдек мы познакомились случайно – сидели рядом в театре. В тот период она работала над русской версией «Нотр Дама». Увидев ее самоотдачу, ее энергию, я понял: мы – единомышленники. Если человек так «горит», со временем он сможет приучить страну к жанру.

– Вы не опасаетесь, что станете центральной фигурой спектакля?

– Я и должен быть ею! Можно провести аналогию между ролью Судьбы и Злым гением в «Лебедином озере» Григоровича. Мой персонаж предлагает испытания, радость и слезы. Мама в детстве говорила мне, что нет ничего страшнее, чем похоронить своего ребенка. Обе матери – Монтекки и Капулетти – в начале спектакля исполняют дуэт «Вражда». И к чему это в конце пьесы приводит? Я постараюсь сыграть так, чтобы было понятно, что я не просто вышел на сцену помахать руками.

– Травма не помешает вам сыграть в «Ромео и Джульетте»?

– Моя роль – пластическая. Прыгать в этой роли не надо, а именно этого мне нельзя делать.

– Вы уже обсуждали с продюсерами финансовые условия вашего участия?

– Когда зовут Николая Цискаридзе, люди обычно понимают, сколько стоит один шаг на сцену народного артиста, солиста Большого театра.

– Конечно, вы – звезда.

– Я не люблю слова «звезда». Когда заполняю анкеты, пишу просто «артист балета». А на визитке у меня написаны только имя и фамилия. Считаю моветоном указывать свои звания и регалии.

– Странно, если бы вы писали «звезда мирового балета»!

– Но я знаю людей, которые именно так и пишут.

– Вы ведь и в балете «Ромео и Джульетта» танцевали?

– Меркуцио – мой дебют на балетной сцене. Американские критики написали, что каждый мой жест был репликой Шекспира. Для англоязычных стран это высшая похвала.