В годы репрессий и сами поэты, и творчество обэриутов (Объединение реального искусства) были стерты из людской памяти. «Так, – утверждает Юрий Любимов, – была нарушена поэтическая преемственность, и все мы, воспитанные на манной каше «Дяди Степы», стали калеками». Кому, как не Любимову, последователю Мейерхольда и Вахтангова, возродившему традиции русского авангарда, склеивать культурные разрывы?..
Как и прежде, на Таганке не существует проблемы поколений. Любимов, отмечающий премьерой день 40-летия своего театра, рассказывает о том, что ему дорого, сумев заразить и взволновать этим свою молодежь. Стихам здесь легко дышится. Пестрая ватага комедиантов вываливается из огромного шкафа, перекидываясь поэтическими строчками, как словами детской считалки, пропевая и протанцовывая стихи, жонглируя ими, как кольцами.
Музыка Владимира Мартынова, исполняемая ансамблем «Opus Posth» – современная и тревожная, – неотступно напоминает: «Я испытывал слово на огонь и на стужу, / Часы затягивались все туже». Но господа Ха и Введ (Тимур Бадалбейли и Владимир Черняев), раскатывающие по сцене на трехколесных велосипедах, воспринимают трагические перипетии своих судеб с чисто обэриутским юмором: «Станем прелестными / Насекомыми бестелесными».
В этом спектакле Любимова совсем нет надрыва, есть лишь поэтическая ностальгия. Порой кажется, что тоскует режиссер не только по забытым нами обэриутам, но и по былому своему театру: на сцену то вдруг вынесут живого петуха (автоцитата из «Гамлета»), а то вдруг элегантная Лариса Маслова выйдет с белым кружевным зонтиком – точно таким, под которым появлялась Алла Демидова в «Вишневом саде» и во «Владимире Высоцком».
Даже внешне эти нынешние мальчики и девочки похожи на тех, с кем начинал Любимов в 60-е. Когда, грустно улыбаясь залу, они произносят: «В широких шляпах, в длинных пиджаках / Они уходят, растворяясь в прах» – понимаешь: это не только про обэриутов, но и про ту, легендарную, «Таганку».
Есть в спектакле и персонажи, словно сошедшие с рисунков Казимира Малевича (это ведь Малевич подарил когда-то Хармсу свою книгу с надписью: «Идите и останавливайте прогресс»), и покорные пролетарские массы – узкоглазые, сделанные из папье-маше болваны, молчаливо населяющие сцену, и любопытные старухи, вываливающиеся из окна, и пухлая Елизавета Бам из пьесы Даниила Хармса, и знаменитые часы без стрелок.
Бог растворен здесь в каждом слове, в каждом ритме – бог поэзии. И вовсе не удивительно, если эти сегодняшние артисты Любимова, как и старшее легендарное поколение, начнут сами сочинять стихи и музыку. Догонят и перегонят. Пойдут и остановят прогресс.
