Спустя сто один год после мировой премьеры пьеса Максима Горького «Мещане» снова появилась в репертуаре Московского Художественного театра. Кирилл Серебренников возводит суровую «горькую» пьесу «Мещане» в ранг чистой симфонии. Конфликт отцов и детей, неба и земли, идеи и чувства он приводит к сценической гармонии.

Огромное, двух-этажное, не загроможденное декорацией пространство мхатовской сцены режиссер заполняет все без остатка, без пыльных углов, заставляя целые актерские группы (два десятка человек на сцене!) двигаться как на театре военных действий – свободно, вольно и все же осмысленно, в стратегии единой воли.

Звук, обеспеченный бродячими (по сцене) музыкантами «Пан-квартета», охватывает действие то джазовым разладом, то мелодичным схождением, то атональной, абсурдной музыкой скрипучих половиц и звона посуды. Театральный свет гуляет по сцене как персонаж, следя за действием чуть пьяными глазами прожекторов. «Мещане» – триумф самой идеи режиссуры как способа организовать пространство, наплести, связать особый воздух спектакля.

Спустя столетие пьеса Горького пришла к своему обратному эффекту: революционные идеи забыты, словно их никогда и не было, а мещанами оказались сами революционеры, обличавшие мещанство. Бывших мещан Бессеменовых окружают люмпенизированные бунтари «со дна» – могучий нахлебник оперного, нетрудового вида Тетерев (Дмитрий Назаров), дрянной чернорабочий Нил (Алексей Кравченко), уверенный в том, что только он один хорошо трудится, вечно цыкающий на людей сын Петр (Алексей Агапов), бегущий от пошлости в хэбэшных трениках и стершихся тапках, дочь Таня (Кристина Бабушкина) в вытянувшейся кофте и с застиранной личностью.

Старики с ужасом обнаруживают, что вся семья, на которую возлагались отцовские надежды, превратилась в пустых балаболок и неблагодарных трутней. Дома нет, и за обеденный стол посадить из уважения некого.

Андрей Мягков играет Бессеменова не просто теряющим детей и власть над ними, ему даже не так сильно жаль, что «не видать должности выборного главы». Нетвердой походкой, с палочкой, согнувшийся, укутанный в побитое молью пальтишко, в советском «пирожке» на голове прошаркает Бессеменов в собственный дом – и нам моментально нарисуется страшный, жутко знакомый образ.

Не наши ли это отчаянные старики идут?! Советские, партийные, пережившие войну и сталинщину и словно ослепшие в перестройку, утерявшие не только традиционный уклад, но и способность вообще что-либо понимать?! Мгновенное помутнение рассудка – у тех и у других. У молодых – развившееся в наглость и цинизм, у старших – реализовавшееся в звериную злобу на мир, который отказался им подчиняться, как раньше.

Андрею Мягкову, непростительно редко игравшему в по-следние годы, удалось в дебютном для него возрастном амплуа собрать в кулак всю свою природную мизантропичность, всю сумму наблюдений за кошмаром распада и выдать впечатляющий образ власти на пенсии – власти, все еще харизматичной и буйной, бессильной в действии и сильной в своем яростном упорстве. Не желая пустить сына к развратной, по его мнению, девице, герой Мягкова ляжет трупом у ног Петра – костьми ляжет, не пощадит живота своего, бросится грудью, как бросаются на амбразуру. Если человек готов на подвиг, значит, это война.