Сегодня необязательно заканчивать «Щуку», чтобы выйти на сцену Вахтанговского театра, побывать в гримерке Юлии Борисовой и Людмилы Максаковой и увидеть знаменитый «синий кабинет» Рубена Симонова. На одной из самых популярных театральных экскурсий Москвы побывала Наталья Витвицкая.

Вопреки ожиданиям, в пятницу в 12 часов (разгар рабочего дня, между прочим) фойе театра Вахтангова не пустует. Наряженные пенсионерки шумят, обсуждая последние новости, мамы разнимают детей-школьников, пытающихся надавать друг другу тумаков, аккуратные студентки сосредоточенно что-то читают. Появляется маленькая немолодая женщина с аккуратно уложенными седыми волосами и острым взглядом из-под очков, громко призывает собравшихся к тишине (это Ирина Сергеева, директор музея театра и последняя жена артиста Юрия Яковлева).

Она начинает экскурсию словами: «На это самое место, на котором вы сейчас стоите, в 1941 году, в ночь с 23 на 24 июля попала бомба. От особняка Берга, в котором жила тогда студия вахтанговцев, почти ничего не осталось». Пенсионерка слева от меня громко шепчет своей соседке: «Особняк? Какой особняк. Здесь всегда театр был!» (На самом деле вахтанговский театр открылся в конце 1948 года, а приказ о его строительстве вышел в разгар войны. — Прим. «ВД».)
Поднимаемся по широким лестницам, застеленным красными коврами, школьники спрашивают: «А лифт где?» Экскурсовод с видимой обидой отвечает: «Лифт у нас один, он за кулисами, в нем перевозят тяжелые декорации для спектаклей. Поэтому здесь надо ножками».

Мы попадаем в просторное фойе театра, тут явно идет подготовка к Новому году: рабочие собирают елку, везде раскидана мишура, стоят коробки с игрушками.
— Это роскошное фойе — знаковое пространство. Сам Вахтангов считал, что все артисты должны встречать Новый год в театре. Рубен Симонов, 30 лет руководивший театром после него, традицию сохранял. И если кто-то вдруг пренебрегал, устраивал такое... В общем, он считал такое поведение ренегатством. Сегодня, конечно, нравы смягчились, и мы встречаем здесь Старый Новый год. Но тоже обязательно все, это здание — главный дом для любого вахтанговца. Здесь проходят все наши праздники, капустники, презентации книг и похороны. Да, тоже здесь.

Публика начинает с интересом рассматривать портреты, которыми увешаны стены, дети катаются по паркету под нервные покрикивания мам. В театре много старых фотографий спектаклей, снятых с репертуара за давностью лет. Подробностями обо всем и обо всех никого не мучают, рассказывают только самое интересное и главное — о легендарной «Турандот» Вахтангова и «Виринее» Попова.

— «Турандот» Вахтангов выпускал уже очень больной. Репетировал практически накануне смерти. На премьере его не было. В антракте актеры ездили к нему домой. Даже Станиславский приехал со словами: «Вы можете завернуться в одеяло, как в тогу, и заснуть сном победителя». А на премьере «Виринеи» Алексея Попова присутствовал Сталин (пенсионерки делают стойку и начинают слушать активнее). Известно, что вождь любил МХТ, и его похвала спектаклю была очень нужна. Дословно не приведу цитату, но мысль была такая: «Может не так артистично, как умеют мхатовцы, но хорошо. Даже великолепно». После этого спектакль мгновенно отправился на гастроли в Париж.

В галереях, куда мы попадаем дальше, в витринах стоят манекены в костюмах из спектаклей. Я думаю про себя: «Жаль, что за стеклом. Когда видишь все эти кружева и петельки на расстоянии вытянутой руки, разглядываешь все с гораздо большим интересом». Экскурсанты как-то сразу сникли, только одна самая бойкая бабушка в синем платье кричащего оттенка достала блокнот, чтобы записывать, кто, когда и во что наряжался. На пятом костюме все оживились.
— А это наряд актрисы, которую все вы, наверное, любите. Марии Ароновой.
Моя бойкая соседка закричала:
— А почему Аронова так мало играет?
— Потому что сама так хочет. Она много играет в антрепризах.
— Но она мотивирует это тем, что в родном театре ей ролей не дают.
Пенсионерки, поджав губы, уходят шептаться в уголок.

Затем нас ведут в Малый зал, попутно объясняя, что когда-то это пространство было главным буфетом театра, но Петр Наумович Фоменко решил ставить здесь свой хит «Без вины виноватые» по Островскому, и буфет навсегда переехал на первый этаж, ближе к гардеробу.

В Большом зале — тишина, репетиция еще не началась, и всех пришедших приглашают подняться на сцену. Все тут же начинают делать селфи и фотографироваться на фоне несобранных до конца декораций, бордовых бархатных штор и режиссерского пульта. Дети радостно тянутся к ярким кнопкам и лампочкам.

— За этим пультом сидит наш «капитан корабля» — помреж. Он ведет спектакль — вызывает артистов на сцену, поднимает и опускает занавес, отключает и включает свет. Он не имеет права на ошибку. У него самая адская работа в театре. Одно неверное нажатие кнопки — и все, спектакль сорвется.
— А когда мы пойдем в гримерки? — спрашивает главная энтузиастка в синем.
— Сейчас и пойдем. Директор разрешает бывать только на женской половине. У нас, как в пионерлагере, разделение по гендерному признаку.
Оказывается, в узком коридоре гримерок совсем немного, нет даже десяти. В каждой по несколько артисток. Даже у Юлии Борисовой и Людмилы Максаковой гримерка общая, одна на двоих.
— Наши примы много лет вместе сидят. Никто не жаловался. Никому и в голову это не приходит. В нашем театре всегда было и будет главным качество спектаклей. А потом уже, у кого какая гримерка. У нас все скромно. Скромный театр.
— А вот у Борисовой мебель в гримерке другая, — вклинивается одна из посетительниц.
— Этому есть объяснение — они же все суеверные очень. Юлия Борисова попросила забрать в гримерку мебель из какого-то очень важного для нее спектакля, который уже снят с репертуара. Конечно, ей разрешили.
Народ разбредается по гримеркам, я сетую про себя, что никаких личных вещей нам не показывают, артисток сейчас нет, и мы не видим, ни как грим накладывают, ни как платья надевают. А это иногда интереснее любого спектакля на сцене.

В кабинете Рубена Симонова обстановка прямо противоположная. Чудом сохранившаяся старинная мебель из особняка Берга, стол, заваленный бумагами. Шкафы с книгами. Диванчики.
— Рубен Николаевич очень любил принимать и угощать гостей в своем кабинете. Он умел дружить. А любимый цвет его — синий. Поэтому стены в его кабинете выкрашены в этот оттенок. Хотя официально цвет нашего театра — терракотовый.
В череде фотовспышек успеваю заметить, как экскурсовода спрашивают, почему в этом кабинете не сидит сегодняшний худрук театра — Римас Туминас
— Когда Римас Владимирович вступил в должность, мы показали ему кабинет. Он помолчал, посмотрел на все и сказал: «Нет, здесь сидеть не буду». Мы все кинулись спрашивать: «Почему? Что такое? Может, что-то переделать?» А он нам: «Здесь слишком сильная аура вахтанговцев». Пришлось сделать ему кабинет возле Большой сцены.

Пока народ увлеченно фотографируется, я подхожу к Ирине Лонидовне.
— Говорят, в театре не сразу приняли Римаса Туминаса. Это сейчас его все любят и души в нем не чают. Что изменилось и почему?
— Мы просто сначала испугались. Очень уж он резко говорил, что не знает и не понимает, что значит «вахтанговское». Мы затаились: «Ах, ты не знаешь, ну и не надо». Но постепенно все очень изменилось. Мы к нему привыкли. Он — к нам. Сейчас все очень довольны.
Народ медленно продвигается к выходу, Ирина Леонидовна, облегченно улыбаясь, всех благодарит. Пенсионерки ее не слышат, обсуждают «красавца худрука».
— Тот, который у них сейчас, красивый такой мужчина.
— И с загадками, — вторит ей подруга. — Спектакли-то все у него непонятные. Но красивые очень. И стариков он всех задействовал. Молодец.
Мамы собирают детей, студентки рвутся подправлять макияж, все бегут в гардероб. И в театре воцаряется почтительная тишина. Ровно до первой репетиции, до первого шума за сценой.

Театр им. Евг. Вахтангова
Экскурсия «Прошлое и настоящее»
19, 20, 26 декабря, 6, 8, 9, 18, 24, 31 января, 12.00
ул. Арбат, 26,
(499) 241-16-79, Билеты: 500 р.