Максим Суханов производит впечатление человека холодного, замкнутого и немного надменного. Но в жизни он полная противоположность этому обманчивому имиджу. Мягок, интеллигентен, открыт, в беседе нетороплив, пытается точно сформулировать свою мысль, не бросая слов на ветер.

- Максим, выбор актера на роль Лира поразил многих. Вы сами то не испугались?

- Да нет, у меня обычно не бывает испуга, когда предлагают роли.

- Но, актер на эту роль, не достигший сорока лет, - это, согласитесь, достаточно странно для театральной традиции.

- Я не думаю, что возраст – это главное. Не знаю, правда, как обстоит дело с женскими ролями, а в мужских на этом не стоит акцентировать внимание. Лира можно при желании считать и 40-летним, и 300-летним. У Мирзоева вообще ничего не зависит от слов, написанных в пьесе. Малюсенькая по тексту роль у него может вырасти в большую. И наоборот.

- С чего начинается ваша работа над ролью? Многое ли значит интуиция?

- Правильнее каждую следующую работу начинать «с белого листа». Я стремлюсь на первых репетициях представлять собой нечто, не умеющее ни ходить, ни говорить. Такую чуть-чуть парализованную «оболочку», если так можно выразиться. Меня на первых репетициях практически нет.

- Принципиально ли для вас то, что в названии спектакля отсутствует слово "король"?

- Думаю, нет. То, что нет "короля", всего лишь значит, что речь пойдет о каких-то иных проблемах. Но название «Лир» в наше время более привлекательно для зрителя, лучше звучит. А это может сказаться, например, на продаже билетов.

- Почему в первом действии используется такой страшный грим?

- Мы решили, что нам будет легче делать спектакль, если мы нафантазируем Лира вот таким, трехсотлетним. Мне приходится через эту маску пробираться, транслировать свою энергию, скопившуюся внутри сцены, с еще большей силой. Существовать с ней нелегко. Она сравнима, пожалуй, с состоянием человека, которого поместили в невесомость, но заставляют жить так, как будто невесомости нет. В этом случае возникает не только физическое, но и психическое сопротивление. Я здесь ставлю эксперименты над собой.

- Что оказывает самое сильное влияние на вашу игру?

- Я никогда не держал это в секрете: я всегда брал в свое воображение свое знание и восприятие рок-музыки. Это выражается во всем - в пластических манипуляциях, голосе, интонациях. Симбиоз театра и рока, я считаю, вызывает сейчас очень правильные вибрации. Его ни в коем случае нельзя игнорировать. Сегодня большая часть зрительного зала воспитана именно на рок-музыке. Я имею в виду, конечно, настоящий рок, который может приводить людей в восторг.

- Вы, кажется, некогда даже играли рок?

- Ну, это громко сказано. Была рок-группа. Занимались западной музыкой, советскую музыку мы не слушали. Английские тексты не понимали, но нам нравилось произношение. Ну и поигрывали…

- Вы могли бы стать рок-певцом?

- Стремился. Интересовался многим.  Шальной был парнишка. Думаю, мог бы стать врачом. Мне нравится лечить, и неважно, людей или животных. Люблю смешивать разные травы…

- Всегда видно, что вы сильно "выкладываетесь" на сцене. Это сложно физически?

- Естественно, каждый спектакль требует сил. Конечно, идеальный вариант до спектакля – несколько дней «моральной подготовки», накопления энергии. Это нужно для того, чтобы не идти «в старом следе». Для меня важнее всего то инфантильное состояние, которое тобой овладевает, когда ты выходишь на сцену. Непосредственность восприятия зрительного зала и всего того, что происходит вокруг. Это близко к детскому состоянию, когда для тебя многое было в новинку: поездки с мамой или бабушкой, какие-то новые места, встречи новых людей, новые неожиданные впечатления… Выходя на сцену, всегда пытаюсь вызвать в себе это состояние.