Марку Захарову не удалось объединить любовь и политику.

Последняя премьера Марка Захарова напомнила о двух вещах. О невосполнимости для театра потери драматурга Григория Горина, которая принудила постановщика взять перо в руки и перелопатить две вышедшие из моды пьесы (Дюрренматта и Ануя), и том, что в труппе Ленкома есть слабое звено. При сильном старшем поколении и перспективном младшем Ленкому недостает крепких актеров зрелого возраста. Игру Александра Лазарева-мл. и Марии Мироновой, которые пытаются быть на сцене любовной парой, похвалить в этом спектакле не за что - как давно уже не за что хвалить вышедшего в тираж Дмитрия Певцова, несбывшуюся надежду Ленкома.

Из двух пьес получилась тяжеловесная литературная композиция. Колоссальное количество текста вынуждает актеров прибегать к «методу бубнения», и слова летят в зал, как из пулемета. «Плач палача» превращается в нагромождение образов и аллегорий, вавилонскую башню смыслов, грозящую рассыпаться на глазах у зрителя. Киллер из спецслужбы должен убить журналиста, но, пожалев его талант, переселяет приговоренного в миф об Орфее и Эвридике. Там, по крайней мере, можно умереть не от пули, а от великой любви.

Александру Абдулову удается зловеще, откровенно и хлестко играть роль палача, обращающегося в «дьявола-хранителя». Этому цинику можно доверять. Он критикует «систему», в которой работает, и способен влюбляться в своих жертв. Захаров, похоже, ставит памятник своим палачам - советским цензорам: за то, что не запрещали, за то, что любили. "Мы – единомышленники" – говорит Палач жертве.

Магнит спектакля – не только демонический Абдулов, орущий в микрофон нечто несусветное: «Ублюдки! Не теряйте державной стойкости. Не меняйте политиков на лицедеев! Терпите!», но и построенная на сцене Олегом Шейнцисом конструкция, которая, видимо, означает путь в ад, куда спускается за Эвридикой современный Орфей. Умирать не страшно, умирать легко. Ты просто идешь по слегка обшарпанному европейскому вокзалу, пахнущему утренним кофе и расплавленным солнцем, озвученному легким джаз-бандом, и, глядя на зеленоватый успокаивающий свет привокзальных фонарей, напеваешь что-то вроде: «Не пустым коридором уйдешь ты, а млечным путем…»