Легендарная актриса рассказала «ВД» о своем новом проекте и о том, как слушать звучащее слово.

С Кириллом Серебренниковым они познакомились двенадцать лет назад, когда канал «Культура» начал проект «Уроки русского: актеры читают классику». выбрала «Темные аллеи» Бунина. Это чтение Серебренников сумел превратить в художественный фильм, не разрушив ее замысел, а, наоборот, искусно подчеркнув «серебренновечный» стиль актрисы.

Я знаю, что нынешнюю форму литературного вечера — стоя у пюпитра с разложенным на нем текстом — вам придумал великий Джорджо Стрелер, когда пригласил вас в свой проект «Голоса Европы», собрав актеров и поэтов из разных стран.
В то время все читали стихи без бумажки, но иногда в сопровождении целого хора артистов. Я, например, еще застала Николая Анненкова, когда он читал «Пера Гюнта» с актерами, однажды в ВТО слышала чтение Алисы Коонен... Стрелер предложил мне разрушить этот жанр: стать к нотному пюпитру и читать с листа. И за мной, надо сказать, пошли. Но с тех пор прошло несколько десятилетий. В общем, если Кириллу удастся придумать что-то другое, я буду рада.

А если попробовать повторить то, что вы делали на ТВ в «Уроках русского»?
Видите ли, там были вкрапления игровых сцен. То молодые красавцы и красавицы в нижнем белье начала XX века показывали какую-то любовную пантомиму, то в кадр попадал Лева Новиков (талантливый визажист и фотограф, которого не стало в 2008-м. — Прим. «ВД»), накладывавший кому-то грим. Были мои долгие странные проходы под руку с Левой. А в то же время — по первому плану — я сидела и читала Бунина, бросая листы под ноги. Вот Кирилл мне и сейчас говорит: придумаем какой-нибудь экран. На что я ответила: ради Бога, без экрана — иначе мы разрушим слово. Чем отличается мое выступление? Тем, что на нем главное — слово, концентрация на читающем. Или же надо придумывать полноценное театральное действо.

В Авиньоне минувшим летом я слышала, как читают пьесу в письмах, написанную английским драматургом Джоном Берже. Его прочли на троих: Саймон Макберни (он и был режиссером вечера), Жюльетт Бинош и сам Берже. Огромная аудитория Папского двора — главной площадки Авиньона — полтора часа сидела, не шелохнувшись.
За границей это вообще принято. Клер Блюм три вечера подряд читала «Анну Каренину» на Бродвее, в зале «Симфони спейс» — и собирала полный зал! Или, например, в книжном «Москва», куда я часто захожу, целый отдел аудиокниг. Некоторые записаны плохо, иногда с ужасной дикцией, тем не менее все это покупают. Видимо, воспринимать литературу на слух сейчас легче, чем глазами. Думаю, и в наш театр этот жанр литературных чтений придет. У нас, кстати, была с покойным Виталием Вульфом мысль читать на двоих «Смех лангусты» (пьеса Джона Марелла о Саре Бернар) — мы записали ее на радио, а надо было бы прочесть в театре. Но когда на сцене один человек, добавлять что-то к его чтению надо очень осторожно. В прошлом году в Зале имени Чайковского я читала «Пиковую даму»: три микрофона, столик, три пюпитра и за каждым — вешалка с силуэтом — Герман, Лиза, старая графиня. Текст каждого я произносила, подойдя к соответствующему пюпитру. Я эти мизансцены проверяла уже не раз, и, в общем, получалось удачно. Но! В Зале имени Чайковского попался молодой осветитель. Я его попросила подсвечивать тот пюпитр, к которому я перехожу, но ему, видимо, хотелось творчества. Он (как мне рассказывали бывшие в зале знакомые) освещал эти фигуры то зеленым, то красным, и, конечно, разрушил слово, а действа-то не было!

Что легче читать со сцены — прозу или стихи?
Стихи, конечно. Вот даже рождественские стихи, которые я читала недавно в Доме музыки, — они немножко «укачивают», тем более что написаны практически одним ритмом и образы одни и те же: пещера, звезда, ясли, волхвы. Но мне удалось найти какую-то внутреннюю музыкальность — я же была сама себе дирижер — и вечер прошел удачно.

Вы сказали о музыкальности, и я вспомнила, как вы играли «Гамлет-урок» в постановке грека Теодора Терзопулоса. Монолог Гертруды про утонувшую Офелию: «Она из старых песен что-то пела...» — вы пропевали как джаз.
Иногда надо менять привычный ритм, тембр. Иногда можно и запеть. Я помню, как играла «Медею» (тоже в постановке Терзопулоса. — Прим. «ВД») в храме Айя Ирина в Стамбуле: там такая акустика, что я весь текст пропела. Кстати, еще неизвестно, какая акустика в «Гоголь-центре», да и зал пока не намоленный. Понимаете, вот в Питере недавно отремонтировали изумительный старый зал — Капеллу. Год назад я там читала, сразу после ремонта, и это было ужасно трудно. А сейчас, совсем недавно, я от выступления там получила удовольствие: даешь посыл — и идет ответная вибрация. Поэтому Кириллу придется вложить в этот зал много энергетических сил.

У вас есть какой-то особый прогноз относительно «Гоголь-центра»?
Знаете, сейчас же не может возникнуть, условно говоря, новая «Таганка» — время не то. Поэтому держать высокую планку ему будет трудно. Сегодня это почти никому не удается. Но Кирилл собрал хорошую компанию — думаю, они будут друг друга подхлестывать.

Знаю, что вы посмотрели «Отморозков» Серебренникова.
«Отморозки» мне понравились очень! Но теперь эту команду артистов надо потихоньку разбивать на индивидуальности.

По-моему, как раз это и происходит: одновременно с «Темными аллеями» на Малой сцене «Г оголь-центра» выйдет «Митина любовь», которую ставит молодой латыш Влад Наставшев с двумя артистами «Седьмой студии».
Думаю, это будет неплохо. Когда молодые пытаются куда-то прорваться, приятно смотреть. А когда ты сам себе уже скушен и не знаешь, как себя подхлестнуть... Понимаете, даже во времена поздней «Таганки», когда мы играли, скажем, «Пир во время чумы» (который мы, признаться, не очень любили), я, играя Донну Анну, то надевала какую-то немыслимую шляпу, то необычное платье. В общем, самовольничала, чтобы подхлестнуть себя и Дон Жуана—Золотухина. Ведь для актера главное — кураж. У молодого актера он есть изначально. Поэтому на молодых интересно смотреть, а если еще есть талант, то возьмите коврик, выйдите на любую площадь — и соберете толпу. А чтобы «мастеру» найти в себе кураж — это надо так кувырнуться через голову... Потому что опыт, с одной стороны, хорошо, а с другой — очень мешает.

Если вспомнить начинающего режиссера Серебренникова, с которым вы 12 лет назад встретились в работе, он сильно изменился?
Да нет. Просто сегодня в нем больше уверенности. Я ведь работала со многими режиссерами, но на репетициях с Кириллом поражаюсь его спокойствию.

Хотела спросить вас о судьбе проекта «Носферату» — оперы Дмитрия Курляндского, которую ставил Теодор Терзопулос вместе с Теодором Курентзисом.
Все отрепетировано, но, как всегда, не хватило денег. Найдутся деньги — доделаем. Премьера в Перми, потом в Большом театре, потом в Афинах и так далее.

фото: Лев Новиков, Михаил Гутерман
фотов фичере: Михаил Гутерман