В Театре Наций выходит классика жанра — знаменитые «Женихи» Исаака Дунаевского.

Никита Гриншпун дебютировал пять лет назад спектаклем «Шведская спичка», получившим немало театральных наград. Поработав несколько лет в провинции, выпускник «Мастерской Кудряшова» в прошлом году вернулся на московскую сцену — вместе с опереттой «Женихи» — о незадачливых претендентах на руку богатой вдовы эпохи нэпа.

После «Шведской спички» вы уехали аж на Сахалин — возглавили Сахалинский Театральный центр имени Чехова. В Москве не было предложений?
Интересных — не было.

Какие преимущества у работы в провинции?
С одной стороны, там жуткая отсталость, Москва и Питер по сравнению с провинцией — просто другая планета. Там, к сожалению, представления
о театре остались еще с советских времен. Это прошлый век, в чем-то даже позапрошлый. Зато провинциальные актеры не так заняты вне театра, как московские. Там с артистами комфортно работать, они быстрее тебя понимают, потому что готовы, включены, жадны в хорошем смысле слова. В итоге все опыты положительны. Я бы не поехал на Сахалин, если бы не предложенная мне там должность худрука. Меня подкупало увлекательнейшее занятие — построить театр: придумать репертуарную политику, выстроить отношения с регионом, посмотреть, как мой взгляд на театр сочетается со взглядом людей, которые там живут.

В чем особенность сахалинской публики?
Она очень благодарная. Но благодарная тогда, когда получает то, что хочет. Там люди идут в театр, когда знают, на что идут: на любимых артистов, с которыми росли, взрослели, старели, — и им не нужно ничего другого.

Вы там смогли реализовать свои планы?
Я сделал все что хотел. Хотел провести лабораторию современной драматургии — сделал. Хотел поставить Островского — поставил. Выпустил с Артемом Тульчинским спектакль, лучше которого, на мой взгляд, я еще ничего в жизни не ставил — «Фронтовой концерт», составленный из песен военных лет. Мне хотелось сделать это для ветеранов. Когда я видел, как они собираются в зале, я вспоминал своих дедушек и прадедушек, погибших в гетто, и чувствовал сопричастность. Лучшей наградой была благодарность ветеранов. Спектакль прошел всего два раза — 9 мая и 1 сентября, в День освобождения Сахалина от японцев.

Вашим новым проектом стала оперетта.
Я вырос в оперетте. Мой дед и отец жили и работали в Одесской оперетте, ставили спектакли, а позже учили будущих артистов (дед режиссера, И.А. Гриншпун, был первым главрежем Одесского театра музкомедии. — Прим. «ВД»). С детских лет со мной нянчились поющие артисты. Это такой великолепный мир! Но у меня мозгов меньше, чем у папы и у дедушки, и нет их сумасшедшей музыкальности, потому я долго боялся взяться за оперетту. Сочетание вокала, музыки, пластики и драматической игры привлекало и пугало одновременно. На самом деле это будет скорее музыкальная комедия для драматических артистов, большинство из которых — мои бывшие сокурсники по «Мастерской» Олега Львовича Кудряшова в РАТИ. Этот проект — щемящий, ностальгический и очень личный для меня. Это и про папу, и про время, и про жанр, который умер. Это как войти в свою детскую комнату, когда уже никого из близких не осталось в живых, а игрушки еще стоят.

Почему именно «Женихи»?
Потому что это — самая хулиганская советская оперетта.

Дело происходит лет восемьдесят назад...
Там все очень актуально! Вспомните булгаковского «Мастера» — о том, как москвичей испортил квартирный вопрос. В «Женихах» речь о любви: молодая вдова не может выбрать мужика, остается одинокой, а все вокруг думают о ее жилплощади — куда уж современнее?!

фото: пресс-служба Театра Наций