Общество «Мемориал» задумало свой театральный фестиваль. Он называется «Драма памяти» и, пользуясь архивами, восстанавливает прошлое. Приглашаются все, кто не боится узнать подлинную историю своей страны.

Общество «Международный мемориал» открывает свою театральную сцену. Называется она «Четвертый театр» — потому что рядом, в саду «Эрмитаж», находятся еще три: «Сфера», «Эрмитаж» и «Новая опера». Появление этого маленького теа трального зала — момент важный: память о репрессиях до сих пор не отрефлексирована. Первая архивно-театральная программа «Мемориала», придуманная совместно с Театром имени Йозефа Бойса и «Театром.doc», называется «Драма памяти». В ее афише — спектакль «Человек, который не работал. Суд над Иосифом Бродским», девять читок; два практикума. Швейцарский режиссер Мило Рау расскажет о работе над проектами «Последние дни семьи Чаушеску» и Hate Radio, а драматург Нина Беленицкая и режиссер Евгений Григорьев — о том, как создавалась постановка «Павлик — мой бог».

Темы читок охватят разные периоды жизни страны: от процессов 1930-х годов (проект «Мое последнее слово» состоит из речей обвиняемых) до преследований диссидентов в 1970-е (проект «Карательная психиатрия») и путча 1993 года, поданного через закрытые переговоры на милицейских частотах. Прозвучат тексты Вацлава Гавела, отрывки дневника, который в середине 1930-х вел на БАМе начальник взвода ВОХРа, и письма узников советских лагерей в исполнении Розы Хайруллиной, Оксаны Мысиной, Светланы Ивановой и других. Программа продлится четыре дня, а начнется все 14 мая спектаклем «Человек, который не работал». Накануне премьеры корреспондент «ВД» встретился с режиссером Женей Беркович.

Почему вы выбрали именно протокол суда над Иосифом Бродским?
Во-первых, для меня очень важно все, что связано с Бродским. Во-вторых, мне показалось, что из предложенных «Мемориалом» тем эта — наименее черно-белая. Ведь это не история про то, как страшная система уничтожила поэта, — она же его не уничтожила! Бродский во всех интервью говорил: я не диссидент, не надо делать из меня жертву режима, время в ссылке — самое счастливое в моей жизни. Кажется, что судебная система сегодня — такая же, как в 1960-е (уже не гоняются за тунеядцами, зато судят за кощунство), но одной подобной мысли для спектакля маловато. Поэтому мне захотелось уйти от чистой публицистики.

И как вы от нее уходили?
Мы, например, заметили, что защитники и обвинители на этом суде пользуются очень похожими словесными конструкциями. И если убрать эмоциональную окраску и прочитать этот текст в определенном ритме, то будет непонятно, кто выступает — адвокат или прокурор. Кроме того, мы смонтировали с текстом протокола стихи Бродского из цикла «Школьная антология» и этюды на школьную тему, которые делали сами. В спектакле Бродских будет семь, и каждый из актеров в какой-то момент сыграет кого-то из его одноклассников. Мы пытались понять этот механизм: откуда, например, мог вырасти свидетель, который говорит, что Бродского надо сжечь, откуда появился адвокат, который, похоже, сейчас отправится вслед за Бродским, но упорно защищает подсудимого. И откуда вырос этот Бродский. Это может быть робкая девочка, которая плачет от того, что ее стихи не хотят печатать в школьной стенгазете. Или, наоборот, — наглый парень, рисовавший на всех карикатуры.

Недавно вышел ваш дипломный спектакль «Жаворонок» про Жанну д’Арк — вас интересуют исключительно «протестные» сюжеты?
Ничего не могу с собой поделать, у меня бабушка — известный в Питере правозащитник и писательница, а родители — журналисты: наверное, это в крови. Причем Бродский — это скорее исключение. У меня обычно все работы про сильную женщину! Вот думаю, надо про Валерию Новодворскую поставить спектакль, прямо с ее участием. И уже закрыть для себя тему.

на фото: Евгения Беркович
фото: пресс-служба театра