«Два вечера в веселом доме»: не весело, но легко

Мастерская Григория Козлова привезла в Москву спектакль о публичном доме.

Один из самых заметных театров города на Неве снова пожаловал к нам в столицу. Помимо традиционного «Старшего сына» (москвичи обожают этот спектакль), «козлята» привезли относительно новую постановку «Два вечера в веселом доме» (премьера 1 октября 2011). Это пьеса Вячеслава Вербина, написанная по мотивам «Ямы» Куприна. Поклонникам серьезной драмы посвящается.

Казалось бы, невозможно инсценировать сюжет о заштатном публичном доме без скабрезностей и пошлостей. И смотреть на это тяжело. И играть. Но актеры «Мастерской» делают так, что купринская «яма» — настоящее «дно жизни» — вдруг освещается. Вроде бы есть и натурализм, и местами неприглядная физиология присутствует. Но эти сцены вызывают у зрителей не только негодование и сочувствие (наша публика привыкла к «экспериментам» поэффектнее и погаже). Зрителя ненавязчиво подталкивают к мысли, что в жизни, даже в самых страшных ее моментах, есть место и радости, и надежде.

Утвердительный пафос «Мастерской» совсем не морализаторского толка, здесь никто никого не учит и не проучивает Это, скорее, печальная улыбка мудреца, квинтэссенция жалости к людям вообще. И страсти-мордасти про опустившихся девиц и их поклонников не кажутся такими уж отвратительными. Между тем, в спектакле присутствуют и кровавые слезы, и изнасилованные дети, и избитые до полусмерти крестьянки.

Но ведь есть не только это. Есть еще мечты, нежность, сочувствие. Обиженная на жизнь мужененавистница Женька (Арина Лыкова) помогает подружке встретиться с женихом. Ванька-встанька (Алексей Ведериников) читает стихи с жалостью к несчастным девчонкам, хорохорящимся перед друг другом и собой. А как трогательно влюблен в одну из героинь молоденький юнкер Коля Гладышев (Евгений Шумейко).

Несмотря на то, что каждому актеру выделено не так много сценического времени, они успевают создают запоминающийся характер. В игре заметно прекраснодушие, та самая актерская невинность, которая гарантирует отсутствие штампов и делает каждый жест трогательным и настоящим. Вызывающие отвращение герои и героини Куприна-Вербина вдруг становятся понятными и чуть не родными героями-героинями «козлят». Каждый со своими горестями и радостями, комплексами и любовями. Наверное, их осветил внутренний свет молодой и радостной труппы. Иначе, как объяснить, отчего Куприн показался здесь чуть ли не светлым писателем?