Театр на Малой Бронной возобновляет премьерные показы «Варшавской мелодии». В прошло сезоне эта камерная любовная история с участием Юлии Пересильд и Даниила Страхова стала в Москве чуть ли не главным зрительским хитом. Журнал «Ваш досуг» собрал отклики на премьеру.

Геля — Юлия Пересильд, Виктор — Даниил Страхов

Пьеса Зорина сильна прямым эмоциональным зарядом, когда невозможно ничего поделать с собой, слезы катятся, и ты, точно чеховским героям, сочувствуешь и гордой Гелене, и пасующему перед «обстоятельствами непреодолимой силы» жалкому «победителю» Виктору. Надежда и безнадежность — казалось бы, невозможное сочетание. Тем не менее выходит очень чеховская история: жизнь проходит на наших
глазах, заставляя героев встречаться спустя десять лет, потом еще спустя десять, — и ничего не меняет.
Григорий Заславский, «НГ»

Герой и героиня одеты в стилизованные костюмы соответствующего времени, звучит Шопен, на стене возникают кадры из фильма тех лет. В патетические моменты сверху сыплется театральный снег. В лирические — звучит музыка. И тех, и других моментов в спектакле Малой Бронной слишком много. Еще Михаил Булгаков жаловался, сколько драгоценного сценического времени уходит, пока героиня молча щиплет какой-нибудь
цветок. Герои «Варшавской мелодии» то и дело замолкают, чтобы с просветленными лицами и задумчивой улыбкой послушать Шопена, глядя в зрительный зал.
Ольга Егошина, «Новые известия»

В этой дуэтной истории лидирует Гелена Юлии Пересильд. Виктор Даниила Страхова — человек явно ведомый. У молодого артиста, взлетевшего ныне на вершину зрительских
рейтингов, некие кинематографические «крупные планы» и подчеркнутое изображение эмоций подчас доминируют над утонченной психологической непрерывностью. У Страхова — мерцающий пунктир, у Пересильд — сплошная изящная линия, со всеми ее эмоциональными изгибами и завитушками. В «Варшавской мелодии» она живет — так, как сегодня почти никто уже не умеет, делая лицедейство и полузабытое «перевоплощение» одним целым, когда пресловутой «иголочки» между ней и Геленой не просунешь, как ни старайся.
Ирина Алпатова, «Культура»

Художник Вера Никольская расставила вдоль кулис какую-то серую мебель, соорудила свисающие с колосников органные трубы, а у задника водрузила комплект струнных инструментов разной величины — выглядит все это уныло. Режиссер Сергей Голомазов спроецировал на стену зала кадры из старых фильмов, что смотрят герои, а в любовной сцене, после того как героиня сняла с себя платье, заставил ее в комбинации бродить
по мебели. Девушка встает на стул, потом на столик, проходит по крышке пианино, снова ступает на стул... Когда на ее пути возникает шкаф, начинаешь опасаться, что она на него влезет, но обходится.
Анна Гордеева, «Время новостей»

Сергей Голомазов поставил мрачный спектакль. Горький, трагический, эпиграфом к которому могли бы стать строки из Евангелия: «В любви нет страха. Боящийся несовершенен в любви».
Алиса Никольская, «Театрал»