Полтора часа на погруженной в полумрак сцене царит звонкая многоголосица. В разнообразных одеждах цвета пустыни актеры прыгают, кричат, постоянно перебивают друг друга, скороговоркой читают стихи. Похоже, что пушкинский текст режиссера не устраивает. И чтобы его улучшить, актеры, дублируя друг друга, без конца повторяют куски поэмы. По цепочке. Не успевает закончить один, как другой подхватывает и воспроизводит только что произнесенное по-своему.
Читают довольно странно, используя чужеродные ритмы. То ли при помощи азбуки Морзе, то ли переложив на мотив латиноамериканских танцев. Отбивая ритм, актеры перемещаются по пустой сцене, вычерчивая на состоящем из лоскутов ковре замысловатые виражи, похожие на магические пентаграммы. В помощь ритмизированному слову немые сцены – пантомимы, неожиданно переходящие в соревнования по вольной борьбе или пособия по Камасутре. Причем нередко пластическое решение предшествует самому тексту. А для пущей важности, чтобы добавить экзотики, вставляют этакие вариации шаманских плясок – водят по кругу под звуки бубна рычащего и вопящего актера-медведя.
На сцене сумятица. Редкие драматические этюды теряются в гуще постоянно сплетающихся тел и хаосе разноголосья. Читки хором, экзотические хороводы и стилизованные под «дикие» танцы весьма смутно доносят до нас события, описанные в поэме «Цыганы».
