– Алексей Львович, «Мистерия оглашенных» – это сложный спектакль с непростой судьбой. Расскажите, как все начиналось.
– Мысль написать произведение о духовных путешествиях нашего современника в рай и ад, по примеру Данте, возникла еще в 1983 году. Я начал собирать фрагменты из текстов Библии, Литургии Иоанна Златоуста, Достоевского, Бердяева, Бунина, Торквато Тассо, стихи Мандельштама, Хлебникова, Ахматовой, песни монголов-аратов, шумерские клинописи. Меня привлекала идея раскрыть духовный опыт и прозрения людей, которые видели то, что не дано узреть простому смертному. Главный герой моего спектакля – заключенный, зэк. Это символично, ведь общество всегда наказывает инакомыслящих.
У Вознесенского есть строки: «Родина, была ты близорука, когда казнила лучших сыновей, себе готовя худшую из казней». Герой нашего спектакля Данилов – собирательный образ. Он прошел мученический путь, но не озлобился и не утратил ни веры, ни беззаветной любви к Родине.
В ноябре 92-го года в зальчике на 40 мест мы сыграли сначала премьеру первой версии.
– Известно, что сейчас вы пишете для Ленкома музыку к спектаклю «Оперный дом» о Максиме Березовском, где снова соединится троица: Рыбников – Захаров – Вознесенский.
– Идея спектакля принадлежит Григорию Горину. К сожалению, развить ее он не успел. Года полтора она витала в воздухе – мы не могли прийти в себя после потери Гриши. Потом решили, что должны сделать этот спектакль, тем более что музыка была уже написана (в отличие от либретто – парадоксальный случай). Будущий спектакль – это не конкретная история композитора XVIII века Максима Березовского (он, кстати, у нас назван Берестовским), а фантазия на историческую тему. Березовский прошел путь от европейского признания таланта до полного подавления личности и трагической гибели у себя на родине. Для меня главное, что я писал музыкальным языком XVIII века. Тогда музыка ласкала слух, будила душевные переживания и была естественна. Недаром говорят, что в ту эпоху будто ангел пролетел и осенил композиторов. Я бы хотел, чтобы зритель почувствовал что-то подобное.
– Когда состоится премьера?
– Осталось не так много сделать. Сейчас идет работа над либретто и драматургией. Весной, думаю, начнутся репетиции.
– В истории «Юноны» и «Авось» был период, когда запрещали выпуск альбома.
– Сколько человек посмотрит спектакль? 700 – 800. А пластинки распространялись огромными тиражами, это было уже влияние на массовое сознание. Знаю, что очень пострадала искусствовед, написавшая работу по мюзиклу. Ее выгнали из института, лишили звания. Долгое время после «Юноны» и «Авось» у меня вообще не было никаких работ.
– Что необходимо вам для развития фантазии?
– «Человек с топором», который бы стоял надо мной. Некоторые песни для фильма о Буратино я написал за пару дней, когда нас с поэтом запирали на даче. Романс из «Юноны» и «Авось» был написан за пару часов в присутствии Марка Захарова. Он сказал: «Здесь надо что-то очень простое». Я наиграл первое, что пришло в голову, – в качестве отрицательного примера. Захаров сказал: «Все! Это то, что нужно! Если что-то поправишь – убью!»
– Успеваете ли вы сейчас писать для кино, есть ли новые планы, проекты?
– Недавно закончилась работа над фильмом «Жизнь одна» с режиссером Виталием Москаленко. Продолжу сотрудничество с Николаем Лебедевым (автор фильма «Звезда») над его новой картиной, которую он снимает для проката США с американскими актерами. К юбилею в 2005 году хочу выпустить собрание сочинений из семи дисков.
– Как вы думаете, можно ли сейчас возродить «Звезду и смерть Хоакина Мурьетты»?
– Убежден, что это сделать можно и нужно, потому что сюжет «Хоакина» сегодня очень актуален. Бессмысленность национальной вражды, любовь, ее побеждающая... Многие помнят старый спектакль, диски с записью оперы пользуются популярностью. И наша продюсерская группа уже ищет средства для новой постановки.
