Отделить биографию хореографа от его творчества невозможно. Так бежаровский «Щелкунчик» построен на воспоминаниях об отце-философе, учившем маленького Мориса думать и о рано умершей матери, помогавшей ему справиться с бурными детскими эмоциями.
Бежар и мы
С Россией у Бежара особые отношения. Он учился профессии у русских педагогов-эмигрантов. Любил музыку русских композиторов: в программе гастролей есть ранний балет «Жар-птица» Игоря Стравинского. Кстати, именно с «Жар-птицы» началась его карьера хореографа: в начале 50-х молодой танцовщик получил предложение от шведского телевидения сделать фрагменты балета по мотивам русских сказок. Полную версию балета Бежар поставит со своей труппой. Сделав ставку на танцовщиков, он опроверг миф о том, что балет создан для балерин. В его концепции Жар-птица – это «…феникс, восстающий из пепла. Поэт так же, как и революционер, похож на жар-птицу, а Стравинский – русский революционер-композитор». Понятно, что после таких деклараций сказочное пернатое существо у Бежара предстает в виде мальчика-партизана...
Этот спектакль на долгие годы вошел в репертуар бежаровских компаний так же, как и другой его хит – «Болеро» на музыку Равеля. Согласно монотонному ритму музыки в яростной хореографии «унисекс» на круглом подиуме творится некий культ. Это может быть культ личности или воспевание плоти, культ смерти или жажда поклонения...
Нынешние гастроли Бежара в России – третьи по счету. Первая его гастроль в Ленинграде в 1987 году многим открыла глаза на современное искусство и заставила признать, что консерватизм русского балета, уже тогда отставшего от всего мира, – не единственно возможное решение. Второй визит несколько лет назад вызвал споры: мы увидели непривычного позднего Бежара, склонного к назиданию. На этот раз хореограф выстраивает в Москве своеобразную творческую «дугу»: два ранних балета – «Жар-птица» и «Болеро» – и один совсем новый, поставленный в прошлом году, – «Брель и Барбара».
Искусство света
Заявив некогда, что делает искусство для молодых, Морис Бежар до сего дня не отступает от своих слов. Он не пытается угодить сиюминутной моде, отказаться от танца ради «контактной импровизации» или подражать какому-нибудь молодежному «сленгу». Он просто приобщает новое поколение к мировой культуре, преображая бескрайние культурно-исторические богатства человечества в театральные приключения. Он увлекает зрителя балетными обращениями к древностям Индии, мифам о нибелунгах и легендам о самураях. В его балетах «танцуют» Орфей, Эва Перон и Чарли Чаплин. В стенах бывшего вокзала хореограф ставит спектакль о французской революции 1789 года, а в академическом театре соединяет музыку Моцарта с ритмами аргентинского танго. Идеи и образы для балетов Бежар черпает из музыки, детективов, «смеха друзей в коридоре мчащегося поезда, похоронной процессии на пустынной дороге в самом сердце Испании»...
Он ни на миг не поддался модному соблазну воспевать «чернуху». В одном из своих последних балетов мастер поет осанну свету как источнику и символу жизни. Спектакль «Брель и Барбара» – это хвала французскому шансону и немому кинематографу (как порождению «технических» возможностей света), а также история дружбы Бежара с певицей Барбарой. «В течение 35 лет Барбара говорила со мной о свете, – вспоминает Бежар. – Она считала себя «черным сиянием», а светом для нее был шансонье Жак Брель. Когда меня попросили поставить новый спектакль в Лионе, я сразу подумал о Бреле и Барбаре, а также о мире кино, которое всегда питало мое творчество».
По ходу спектакля Бежар сам выходит на сцену. Он рассказывает о своем понимании света, клянется ему в любви, вспоминает эпизоды из своей жизни, цитирует Библию, Ницше и Сент-Экзюпери. А вокруг кружится карусель веселой акробатики: братья Люмьер в роли клоунов, двигающиеся мешки, в которых сидят танцовщики, «Вальс на тысячу тактов» Бреля, танцевальное соло «Черный орел» под Барбару. И телевизоры в руках бежаровских артистов, на экранах которых зрители видят великих шансонье.
Какими бы ни были балеты Бежара, в них неизменно одно. Этот европеец, исповедующий ислам шиитского толка, – один из самых свободомыслящих людей в мире. Бежаровский антидогматизм становится способом существования его спектаклей, преображаясь в сладкую художественную свободу.
Труппа Мориса Бежара выступит на сцене Кремлевского дворца 7 и 8 декабря. В программе: «Жар-птица» Игоря Стравинского, «Болеро» Мориса Равеля и «Брель и Барбара». Заказ билетов по т. 232-18-18
Ждем бежара!
Владимир Васильев
Хореограф
Бежар оказал огромное влияние на множество людей. Некоторые танцовщики его труппы, и в первую очередь Иржи Килиан, сами стали замечательными хореографами. Морис всегда не удовлетворен завершенной работой. Ему кажется, что в следующий раз он наконец выразит себя так, как ему бы хотелось.
Я еще не был с ним знаком, но слышал, как все вокруг говорили: «Бежар – гений!» Я отправился в «Гранд-опера», где он ставил «Осуждение Фауста», но восторга от увиденного не испытал. А вот после «Весны священной» ушел потрясенный музыкальностью и своеобразием хореографа. Мне и сейчас кажется, что это лучшее выражение музыки Стравинского в балете. Не узконациональное, русопятое решение, а глобальное, космическое… Разговор о зарождении жизни, инстинктах и чувствах.
Я счастлив, что мне удалось с ним поработать. Он ставил на меня «Петрушку» в конце 70-х. Раньше я танцевал этот балет в хореографии Фокина и у меня были вполне традиционные представления о «Петрушке». Морис открыл иной мир. Главное в нем, на мой взгляд, философский подход к любой теме.
Основой для творчества Бежара все годы была русская классика, и он всегда привносил в свою хореографию элементы русской танцевальной школы. Он приглашал на работу наших педагогов Асафа и Суламифь Мессерер, а теперь в его школе в Лозанне преподает Азарий Плисецкий. Морис не порывает ни с классикой, ни с нами, русскими. И мы всегда ждем приезда его труппы с огромным интересом.
Роман Виктюк
Режиссер
Морис Бежар – единственный хореограф ХХ века, который внес неповторимое изменение в пластическую структуру не только балета, но и драматического театра. Он подарил миру массу неожиданных импульсов к раскрытию тайн человеческого тела. Сам Бежар говорит, что его хореографическая мысль создана русской классической школой. Я видел почти все его постановки: и «Весну священную» с первым танцором ХХ века Хорхе Доном, и «Ромео и Джульетту» с Катей Максимовой и Володей Васильевым… Когда Бежар был на гастролях в Петербурге, в Москву на один день приехал Хорхе Дон. У него не было разрешения посетить Москву (1987 год!), но Азарий Плисецкий привез его тайно. Мы с ним провели удивительный вечер в репетиционном зале Театра на Таганке, где я ставил с Демидовой и Певцовым цветаевскую «Федру». Он станцевал для нас адажиетто из симфонии Малера – великий, таинственный, мистический номер. Наш магнитофон, как нарочно, испортился, и он сам себе напевал: был и оркестром, и Бежаром, и самим собой. Наша «Федра», в сущности, была посвящением Морису Бежару и Хорхе Дону.
Думаю, что нынешний приезд будет очередным его триумфом и напомнит публике, что в наше время существуют еще люди духа и полета. Он последний хореограф-романтик. Во время его гастролей я должен быть в Риге, но я останусь, чтобы непременно встретиться с Морисом.
Александр Гафин
Вице-президент «Альфа-Банка»
Морис Бежар – великий мастер, его имя совершенно не нуждается в рекламе. Выдающийся хореограф XX века, создавший новое направление в балете. За его творчеством невероятно любопытно следить. Бежар всегда новый. Это признак гения. Он разносторонне развитый и энциклопедически образованный человек. Я познакомился с Морисом в 1995 году, когда приезжал в Швейцарию для того, чтобы оговорить условия контракта (вторые гастроли Бежара в России были организованы нашим банком). Что касается предстоящего выступления, на мой взгляд, Кремлевский дворец – неподходящая площадка для его балета, тут необходима более камерная обстановка. Боюсь, смотреться не будет…
