Про что 1933 год. Провинциальная девушка Пегги Сойер приезжает в Нью-Йорк, мечтая стать актрисой мюзикла. Ей удается попасть в кордебалет. Прима постановки – стерва – всем действует на нервы. Однако мисс Сойер не только хорошо поет и пляшет. У нее есть и более действенный талант. Она умеет путать мизансцены и с разбегу налетать на других исполнителей. Однажды жертвой мисс Сойер становится сама примадонна. Со сломанной ногой прима не может выйти на сцену. Проект на грани закрытия. Режиссер выгоняет мисс Сойер из кордебалета, и та собирается уезжать домой. Но все боятся потерять работу – Америка в кризисе! И добрые танцовщицы убеждают режиссера заменить покалеченную примадонну самой виновницей этой беды. Вся труппа уговаривает мисс Сойер стать звездой. Добрая девушка соглашается. Шоу продолжается…

Мнение Появись такой спектакль в Москве лет пятнадцать назад, возможно, наша публика выламывала бы двери. Тогда любой американский ширпотреб можно было выдать за искусство, любой гамбургер – за деликатес.

Как супербоевик – фирменный продукт Голливуда, так и мюзикл – фирменный продукт Бродвея. Этот жанр не имеет права выглядеть провинциально. Все – от начала и до конца – должно соответствовать высшим стандартам. Однако ноги кордебалета «42-й улицы» лишены стройности, да и чулки на них морщатся. Костюмы имеют на редкость дешевый вид, хоть и сшиты Патриком Хеллманом. Ни одна мелодия не запоминается. Ни одна сцена не способна пронять. Актеры работают, как чиновники в офисе или рабочие у станка. Честно, добросовестно, от звонка до звонка, но без вдохновения. Зрителю решительно не удается воспарить в мир красивых конфликтов и сногсшибательных грез.

Сюжет о карьере – святое святых американской нации! – оказывается фантастически анемичным. Героиня слишком легко получает работу, еще легче смиряется с ее потерей. Зато тянется без конца сцена мольбы режиссера и массовки о возвращении мисс Сойер на центральную партию. Вместо реальной для Америки борьбы за выживание нам подсовывают тепличный суррогат – розовую конкуренцию с сиропом всеобщей любви к выскочке. Привнести драматизм в эту бледную утопию могла бы фигура стареющей примадонны, раздраженной любовником-толстосумом, режиссером и вообще всей жизнью. Тут можно было сыграть и социальную драму, и горе надвигающейся старости. Но актриса этим не воспользовалась. Все любовные линии, едва наметившись, тут же были затоптаны общей чечеткой. Динамики полно, а энергетики нет. Намек на человеческое обаяние прочитывается лишь в фигуре режиссера Джулиана Марша. Замученный проклятым «проектом», он становился в позу Маяковского, запуская руку в карман широких штанин. И становится жаль, что эта роль так невелика в мюзикле без настоящей музыки и танцев, без любви или хотя бы эротики, без конфликтов и насилия, без острот, стройных ног и красивых лиц.