– Вы сами ощущаете себя звездой?
– Я не чувствую себя ни популярной, ни тем более звездой. Я думаю, что меня знает очень узкий круг специалистов.
– У всех «фоменок» какая-то заниженная самооценка. Говоришь комплименты, а они отскакивают как горох от стенки. Будто не им адресованы. Помню, несколько лет назад после спектакля вам преподнесли цветы: вы удивились и даже спросили, действительно ли они предназначены вам.
– Нас так воспитал Петр Наумович. Он очень не любит хвалить, редко это делает и терпеть не может дифирамбы в свой адрес. Наши люди относятся к таким вещам очень осторожно. Главный критерий внутри! Я ведь лучше всех знаю все про себя, реально оцениваю свои силы и способности. Может быть, поэтому и кажется, что самооценка низкая.
– И похвалы никогда не совпадают с вашими ощущениями?
– Иногда сыгранные спектакли очень нравятся. Тогда и аплодисменты воспринимаются с удовольствием, и цветы. А иногда кажется удивительным, что люди довольны.
– Очень расстраиваетесь, когда спектакль проходит плохо?
– Обычно из-за этого расстраиваются юные актеры. Все кажется ужасным, на несколько дней портится настроение. Но чем дольше работаешь, тем более профессионально относишься к театру. Иногда от тебя ничего не зависит: приходит публика, которую невозможно «пробить», растормошить. Бывает, что-то происходит в атмосфере… Погода… А бывает, просто «не идет», и нельзя себя насиловать, выдавливать из себя то, что сегодня отсутствует. Актер использует только свои внутренние ресурсы. Иногда может наступить опустошение, упадок сил…
– Говорят, некоторые актеры полностью идентифицируют себя с ролью, ощущают даже некую мистическую связь с ней.
– Это индивидуальное дело каждого. Свои методы, кухня и секреты. Мне, например, нравится, как Лена Морозова, репетируя роль Марлен Дитрих, мистифицировала, медитировала. Молодец! У меня так не получается…
– В «Мастерской Фоменко» что ни спектакль, то событие. Чем это можно объяснить?
– Может быть, тем, что у нас появился свой дом. Раньше мы были кочующим табором. А сейчас у нас есть помещение бывшего кинотеатра на Кутузовском проспекте и возможность усердно заниматься делом. Вероятно, это совпало с периодом творческого подъема у самого Фоменко. В театр пришли новые силы, уже третье поколение «фоменок». Все это сказывается.
– Стала ли «Мастерская» театром или остается лабораторией?
– А была ли она лабораторией? Когда после института возникла идея всем курсом превратиться в театр, то планировалось, что люди будут экспериментировать, мастерить, использовать тренинги. Думали, это будет продолжением учебного процесса, чтобы жизнь не превращалась в рутину. Мне кажется, мы не вполне осуществили эту затею, не стали в полной мере мастерской по духу.
– Но вы ведь отличаетесь от обычных театров, которые производят свою «продукцию», ежедневно играя спектакли?
– У нас совершенно другие условия. До последнего времени труппа была очень маленькой. И не было возможности играть каждый день. Зато у нас все актеры играют большие роли. Это огромная нагрузка: и физическая, и душевная. Был сезон, когда здоровье мое не выдержало.
– Не становится ли театр при такой нагрузке в тягость?
– Нет. Но бывает трудно соответствовать собственным намерениям. Хочется, а не можется!
– Часто кажется, что Фоменко во всем потакает своим актерам, предоставляет им невиданную свободу.
– Я подозреваю, что мы избалованы Петром Наумовичем. Он нам разбирает роли от и до, делает для актера все! Играть плохо в его спектаклях сложнее, чем играть хорошо. Но здесь палка о двух концах. Работая с режиссером, который этим не занимается, мы оказываемся беспомощными. Фома сильно облегчает нам жизнь.
– И не хочется выбраться из-под опеки?
– Он безумно радуется, когда ты делаешь что-то самостоятельно, импровизируешь. Он дает тебе свободу! Притом что он часто жесток. Иногда все внутри закипает: «Ну почему я должна говорить с этой интонацией?!» Иногда бывает невыносимо.
– Все свои заслуги вы готовы приписать своему Мастеру. Но есть загадочная женская душа ваших героинь, которую вряд ли постигнет мужчина...
– Мне кажется, что женские роли в его спектаклях удаются лучше, чем мужские! Он знает о женщинах все! Лучше, чем мы сами. Он разбирает роль и подталкивает тебя к самораскрытию.
– Равнозначны ли для вас репетиции и спектакли?
– Сейчас, наверное, равнозначны. Хотя все же репетиция богаче, ты имеешь право на ошибку, право пойти «в другую сторону». Багаж, который накапливается на репетициях, гораздо больше того, который остается после спектакля. Со временем в спектакле что-то теряется, «выпадает». Зато на спектаклях случается состояние полета: моменты, когда ты себя не контролируешь. Петр Наумович говорит, что в такие моменты актер «поговорил с Богом». Ты совершаешь на сцене такое, что потом, после спектакля, и не в силах осознать. Повторить это уже нет никакой возможности. Наверное, это можно назвать банальным словом «вдохновение». Для меня это всегда загадка. Кстати, эти моменты публика очень чувствует.
– Не скучаете по прежним ролям?
– По-разному. Роли ведь тоже исчерпывают себя, когда тебе кажется, что ты уже все сделал. Она потихоньку умирает, пока ты вдруг не встревожишься и не начнешь что-то придумывать заново.
– Вы покорная актриса или спорите с режиссерами?
– У меня были периоды сопротивления. Мне не нравилось то, что они предлагали. В основном в институте. Мы ведь учились вместе с режиссерской группой, и между нами бывали жесткие споры и борьба. Но чем дольше работаю, тем яснее понимаю: надо созидать что-то совместно. Нельзя сопротивляться режиссеру. В негодовании ничего путного не получится.
– Так стала ваша команда скоплением звезд или нет?
– Пока вроде нет. Может быть, меняется отношение зрителей к нам. Но внутренне мы не изменились. Повзрослели, конечно, обзавелись семьями, но солидными дядями и тетями пока не стали.
– Вас нельзя представить в роли злобной и коварной героини.
– Это плохо. Мне хотелось бы быть универсальной актрисой, пробовать себя от и до.
– А никогда не хотелось сыграть то, что играет ваша сестра, или поменяться с ней ролями?
– Никогда бы не отдала свои роли и не хотела бы играть то, что играет она.
– Мне кажется, что, несмотря на внешнюю похожесть, вы с Полиной абсолютно разные не только актрисы, но и люди. Я не ошибаюсь?
– Нет, не ошибаетесь. Полина больше похожа на папу, а я на маму. Она более конфликтный человек, я – более компромиссный, стараюсь уходить от острых углов. Она более упряма, решает проблемы эмоционально, я – более рационально. Хотя…
– У читателей может возникнуть впечатление, что театр для вас – это сплошное «семейное счастье». Но, наверное, он многого вас в жизни лишил?
– Да, это так. Началось все в юности, в институте. Я очень хорошо помню те свои эмоции и мысли. Мы – голодные и бедные студенты – пропадали в ГИТИСе до полуночи, а то и позже. Потом я плелась домой в темноте и с ужасом думала: «Ну почему все нормальные люди ходят на дискотеки, развлекаются, отдыхают, словом, живут полной жизнью?! Это же молодость, она одна, и вот она проходит!» Очень хорошо помню то состояние недоумения: ради чего я обрекла себя на такую тяжелую жизнь… И действительно, было очень тяжело. Мы работали очень много! Студенчество мне вспоминается не как беззаботные солнечные деньки, а как работа на износ. Актерская профессия во многом обедняет твою природу, лишает многих качеств, свойственных «обычным людям». В этой работе средства выражения – твои душа, тело, мысли, чувства, эмоции… Театр, наверное, лишил меня разносторонности. Ничем, кроме театра, я не занимаюсь. Дома думаю о работе. И в компаниях порой чувствую себя ущербной, мне бывает скучно и неинтересно. Но как только кто-нибудь в другом углу произнесет слово о театре, я расцветаю и мчусь туда. А так я – бирюк-бирюком, замкнутая, необщительная... В этом тоже, наверное, виноват театр. Не люблю раскрываться на людях, зона общения у меня узка, мало тем, интересных мне. Это ужасно! В юности я очень любила книгу Германа Гессе «Игра в бисер». Там речь идет о касте избранных людей, вся жизнь которых проходит в определенных рамках. Они какие-то…
– …Отдельные?
– Да, да, вот именно – отдельные! Это хорошее слово. И я себя чувствую очень «отдельной».
– Расскажите о своей семье.
– Мой муж – Сергей Осипьян. Он замечательный человек, я его очень люблю. По профессии он кинорежиссер, и я очень надеюсь, что когда-нибудь состоится наша встреча в общей работе.
– Как вы чувствуете себя в новой роли мамы, и можно ли надеяться, что с рождением Василия в полку «фоменок» прибыло?
– Роль – очень ответственная, и всегда страшно, что я не справлюсь. А по поводу полка «фоменок» очень сомневаюсь.
