Крохотная сцена филиала Театра им. Пушкина, которую труппа гордо зовет «малой», давно стала трамплином для успешного старта молодых режиссеров. С нее в свое время очень удачно впрыгнули в театральный истеблишмент и Нина Чусовова, и Кирилл Серебренников.
Правда, Василий Бархатов дебютант с натяжкой. Во-первых, его постановки в Мариинке уже успели отхватить энное количество наград разного ранга, во-вторых, успех, помноженный на юность, создал вокруг его персоны невероятный ажиотаж. Но все же в «нормальном» драматическом театре в роли постановщика оказался впервые. Так что «Разбойники» вполне себе — дебют.
Молодое дарование за выпущенные два спектакля набралось многих полезных навыков. В том числе и ценных умений правильно обращаться с визуальным и музыкальным рядом. Про музыку Шуберта в этом спектакле писать не будем — в программке про нее все сказано. Констатируем несколько фактов — музыки много, поют все.
Теперь про пространство. Видя, как молодой режиссер, зажатый в тиски камерной сцены, решает проблему малогабаритности подмостков, хочется сразу согласиться с теми, кто стремится записать Василия в главную «надегу и опору» современного театра. При помощи одной белой стены, которая катается туда-сюда по горизонтали и служит экраном для видео, он трансформирует сцену в любое место действия.
Кстати, видео, а точнее — хоум видео, одна из главных действующих сил в спектакле. Откуда это у шиллеровских персонажей взялась камера? Наверное, даже и объяснять не надо, где видел
Как и положено молодому режиссеру, действие он перенес в наши дни. Правда, к местным реалиями приспосабливать не стал, а оставил «золотую молодежь» жить в Европе. Франц (Евгений Плиткин) получился у Бархатова даже более симпатичной личностью, чем Карл (Владимир Моташнев). Этого-то хоть совесть мучает (мучает она его, конечно, как в нормальном голливудском триллере — младший Мор разговаривает с выключенным телефоном и вообще активно страдает манией преследования в лучших хичкоквских традициях), а старшего так и вовсе нечего окромя YouTube не волнует.
Кажется, он и Амалию убивает в финале с пафосом, только чтобы добавить на свою страничку новый видеоролик. Деликатный режиссер показывать эту чудовищную сцену зрителям не стал, о смерти возлюбленной Моров сам Карл рассказывает на следственном эксперименте. Который... Правильно, тоже снимают на камеру. С другой стороны, ребят винить не приходится, у них наследственность плохая — папа-фашист. Именно на этот факт весь спектакль недвусмысленно намекает молодой режиссер.
А теперь немного о грустном. Работать с драматическим актерами Бархатов не умеет. То есть рисунок роли с огромным количеством фенечек-подпорок он, конечно, исполнителями изобразил, а вот как в нем существовать, не рассказал. «Разбойники» бегают с видеокамерой, устраивают лихо придуманные жестокие шалости, прорываются сквозь полицейский кордон или валяются в лужах собственной крови — играют недавние выпускники Романа Козака, которые в основном и задействованы в постановке, на хорошо и отлично.
Но стоит им от дела перейти к словам, как тут же возникают «черные дыры» в действии. Например, когда один из подельников Карла рассказывает, как он бросил в огонь младенца, а предводитель шайки должен изобразить внезапно проснувшуюся совесть — получается как-то не очень. С другой стороны, ну его этот психологический театр, который все прогрессивное человечество давно сбросило с корабля современности. Тем более,что спектакль получился действительно хороший.
И еще одна мелочь. Чувствуется в Бархатове заряд крайне симпатичного театрального хулиганства — весь спектакль он высказывает свое «фи» службам пожарной безопасности. Активно возражая против запрета открытого огня на подмостках, он заставил актеров курить незажженные сигареты, сидеть при негорящих свечах и т. д. Жалко, что, кроме служб безопасности, больше ему дулю показывать и некому. Эх, Бархатову еще бы парочку конкурентов по совместительству идеологических противников, как бы тогда увлекательны стали столичные театральные сезоны.
