Ежегодное появление в октябрьских афишах двух свежих постановок русской оперы, кажется, становится правилом. Этот сезон не исключение — сначала о премьере объявила «Геликон-опера», а следом за ней это сделал Большой театр.
«РАСПУТИН»
Первая по времени новинка укладывается в определение «русская» очень условно. «Распутин» — опус не на шутку заинтересовавшегося нашей историей американского композитора Джея Риза. Либретто автор писал сам, препарировав «сумасшедшую страну Россию», как булку для гамбургера. Туда попало все, что он знал, о чем догадывался, и что ему причудилось во времена его детства, явно пришедшегося на самый разгар холодной войны. При всей невнятице сюжета, главный посыл Риза очевиден: судьбы народов ломают самые тривиальные частные обстоятельства. Распутина возносит не общий кризис, а любовь императрицы к больному ребенку и инфантильная безответственность Николая II, а возводят в ореол мученика преглупые министры. Совсем уж колоритно Риз и режиссер-постановщик Дмитрий Бертман взывают к исторической правде: Распутина, оказывается, отравили не пирожными, как многие думают, а душевными народными пирожками, Феликс Юсупов в боа и шляпке пляшет в кабаре канкан, а тюфяк Николай увлекается фотографией.
В музыке русская традиция просвечивает примерно в том же объеме. Пресловутые душевность и мелодика исчерпаны корявенькой, раскрашенной заезженными диссонансами цитатой из «Лебединого озера». Лейттем у персонажей нет, симфонического развития мелодий — даже в помине. Так, жужжит какая-то масса нот, формально разбитая на арии-ансамбли-речитативы, и вслушаться не во что, и даже насвистывать нечего - одно недоразумение. Чтобы хоть что-то в спектакле запомнилось, режиссер прибегнул к трем уловкам. Во-первых, выставил на сцену гигантские яйца Фаберже – в них и между ними действие и происходит. Во-вторых, выпустил в финале живого Ленина в натуральную величину, без арии, но с картавинкой. И, в-третьих, начал всю эту историю с грандиозной оргии хлыстов. Развратничали сектанты очень забавно: потрясая половыми органами из латекса и временами тушуясь, они пели и сопротивлялись звавшему покаяться монаху в рясе. Расчет верен – такое не забывается. 
«СКАЗАНИЕ О НЕВИДИМОМ ГРАДЕ КИТЕЖЕ И ДЕВЕ ФЕВРОНИИ»
Даже неловко вслед за «Распутиным» вспоминать о премьере Большого театра. Хочется, что называется, вымыть прежде руки. Постановщики взялись за самую таинственную литургическую русскую оперу Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». Здесь что партитура, что либретто – оба знак и мифологема. Римский-Корсаков сильно сомневался, нужно ли вообще ее ставить в театре, не достаточно ли просто исполнять музыку. К тому же Большой крупно рисковал: семь лет назад постановкой этой оперы на сцене Мариинского театра возвестил публике о своем приходе знаменитый Дмитрий Черняков, и его спектакль стал главной сенсацией нового времени. Большой театр, как и в прошлом сезоне (тоже «русский» и очень парадный «Борис Годунов» Александра Сокурова), пригласил режиссера со стороны, из драмы - Эймунтаса Някрошюса. Казалось бы, опыт общения этого мага и чародея с оперой не внушает больших надежд: подтверждение тому - идущие в Большом «Макбет» и «Дети Розенталя». Но здесь был расчет на его вкус, опыт и умение обращаться с мифами, символами и знаками. Някрошюс внимательно обдумал партитуру и по-режиссерски присмотрелся к… православному богослужению. Согласитесь, есть в веками отрепетированном каноне неумолимая логика развития действия – выходы с хоругвями, разводки и мизансцены незаметно сосредотачивают на сакральном. У Някрошюса этот опыт наложился на собственный авторский стиль, и возник удивительный «Китеж» — таинственный, не выставляющий себя напоказ, но дико притягательный – все четыре часа действа этот город можно рассматривать. И что совсем уж удивительно, при усвоенной литургии и иконописи здесь оживают дохристианский пантеизм, любовь к ближнему и готовность жертвовать собой ради блага общины. Вот от этого почвенного духа, как и от чуда, спрятанного под воду, в панике бегут татары. Выстроить такой парадокс до сумрачного литовского кудесника еще никому не удавалось.
Что в итоге выглядит полноценной русской оперой, очевидно. Однако в минувшие сезоны хватало не только профанаций и выходов на новый уровень, но и других сценариев. Например, пышной костюмной драмы «Борис Годунов» Александра Сокурова или общечеловеческой истории без особой привязки к русским интерьерам, как в «Евгении Онегине» Дмитрия Чернякова. Так что уже накопленного вполне хватит, чтобы соответствовать разным вкусам.
