Предыдущие работы постановщика – «Маленькие убийства» (Д. Файффер), «Циники» (А. Мариенгоф), «Я» (А. Марков) отличаются глубиной проникновения внутрь человеческой натуры и, прежде всего, внутрь самого себя. Молодой режиссер умеет говорить о том, что касается всех и каждого через личностный взгляд на мир. Это и называется авторским почерком, специфическим и самобытным, который позволяет художнику существовать в искусстве, не теряя индивидуальности.

Максим Лакомкин рассказал о работе над новым спектаклем, об ощущении себя в современном мире, о маленьких людях в паутине большой истории и политики.

Максим, ты обратился к творчеству Маркуса Зусака, чье самое известное произведение называется «Воровка книг». Как будет называться твой спектакль?

Мой спектакль будет называться «Книжный воришка». Название неоднозначно, но в нем есть некий образ.

Ты смотрел фильм Брайана Персивала «Воровка книг»?

Да, именно фильм побудил меня взяться за чтение произведений Маркуса Зусака и, прежде всего, «Воровки книг». Поставить Зусака на сцене я решил потому, что фильм мне понравился, но чего-то в нем не хватило. Вроде чудесно все играют, но для меня это смотрелось, как трейлер, как анонс фильма. Тем не менее, что-то меня в нем зацепило. Я вышел из кинозала и сразу пошел искать книгу. Прочитал и понял, чего мне не достало в фильме – он хороший, но там не чувствуется чудесный авторский язык, нет его поэзии. Зусак – потрясающий писатель, а они сделали просто бытовую историю. Степень красоты языка, его образность в фильме не передали. Даже ключевой персонаж – Смерть, от имени которого ведется повествование, у них фигурирует закадровым голосом в начале и все, хотя  вся история рассказана через этот персонаж, им самим рассказана! Очень много всего в романе интересного, что исчезло на экране.

В произведениях Маркуса Зусака поднимаются большие философские вопросы. На каких темах ты ставишь акцент в твоем спектакле? И насколько актуальна для тебя сейчас тема фашизма, затронутая Зусаком?

Я считаю, что любое общество склонно быть тоталитарным. Даже наш маленький театр – это все равно небольшая тоталитарная система, как и любой коллектив: если сидят два человека и разговаривают об одном и том же и полностью друг с другом согласны – я считаю, что один из них врет. Я убежден, что мир устроен исключительно так – уж больно мы друг на друга не похожи. Люди по своей природе не склонны находить общий язык, а когда больше двух человек говорят одно и то же, я начинаю сомневаться в правдивости высказывания большинства из них. Так или иначе, кто-то всегда идет за кем-то.

В своих спектаклях я не затрагиваю глобальных тем, а стараюсь говорить о чем-то маленьком. Современный мир так скор и огромен, что не дает права на маленькие чувства. Когда-то существовала такая, на первый взгляд, негативная формулировка – «мещанское счастье». Сейчас его практически не существует, мы стали очень публичны. Герои моего спектакля, они как бы в «домике» – есть у меня в спектакле такой образ. Они его носят с собой везде и всегда. В большом и бурлящем потоке жизни они пытаются найти себе местечко на окраине, где можно просто тихо жить и творить свою маленькую историю, не растворяясь в большом потоке. Мы все растворяемся в нем, и в этом есть некая безысходность. О чем-то таком мой спектакль.

О фашизме конкретно я не говорю, скорее об обществе. Не о его жестокости, а о том, что мы так созданы: «те, кто не с нами, те против нас». 99% людей устроены так: «либо ты со мной, либо ты не со мной». Общество очень радикально, и я вижу, что у нас в стране сейчас гуляют очень радикальные ветра. О чем мы сейчас чаще всего разговариваем? Исключительно о том, что у нас есть враги, есть друзья, на нас нападают, мы защищаемся....Мне кажется, мы близимся к опасной русской поговорке: «Война все спишет», потому что в условиях повышенной опасности все методы хороши.

Раньше мы разве жили иначе? В советское время не искали вокруг врагов?

Так было всегда! Но я не об этом хочу говорить, а, как в «Самоубийце» (пьесе Н. Эрдмана): «Дайте нам право на шепот!». Я просто жить хочу и радоваться жизни. Отстаньте от меня! Я лично не против вас или кого-то.

Так и герои Зусака – они же не против чего-то, они хотят просто и правильно жить. По сути, все вещи, которыми мы сейчас руководствуются – закон, мораль, это все равно некий диктат. Мы его даже не чувствуем: нам дали догмат, и мы с ним живем. Такое понятие, как совесть, оно индивидуально и дано всем с рождения или же совесть воспитана в нас какой-то чередой событий. Мы все реже употребляем это слово, это понятие, хотя жить по совести, по-моему, важнее, чем жить по закону.

Ты считаешь, это возможно, чтобы мир жил без закона, только по совести?

Нет, конечно! Я – маленький человек из маленького города. Маленькое существо в большой государственной машине. Я пользуюсь законом? Да он мне не нужен! Он был бы нужен мне, если бы я занимался крупным бизнесом, работал бы в полиции....Я с законом практически не встречаюсь нигде. У меня нет поводов пользоваться законом.

Но ты же и не идешь против закона, не станешь, например, воровать?  

У меня нет к этому побуждений! Я не оскорбляю людей, не наношу урона, и таких людей – миллионы. Они сталкиваются не столько с законом, сколько с моралью. Я живу по совести.

Героиня спектакля подворовывала книги, хотя ей разрешили их брать. Она по закону или по совести жила?

Краж в прямом смысле слова там нет. Ей было позволено брать книги. Ей открыли окно, ее практически впустили. Там есть параллель – книги и человек. Как две книги не похожи одна на другую, так и два человека не похожи друг на друга. Человек рассматривается, как некая вселенная. Героиня относится к этой ситуации не как к воровству, а по-другому. Ровно также она потом начинает относиться к еврею, которого укрывают ее приемные родители – как к некоему миру, отдельному существу, заслуживающему существования. То есть, не по закону она не поступала

Мы ведь тоже живем в бурное время, стараемся разрушить что-то плохое, протестуем против чего-то. Например, я, как и многие, вынужденно являюсь пользователем фейсбука, и он меня очень сильно утомляет: там все время что-то кричат, шумят. Мне всегда казалось, что самое правильное – противопоставлять плохим историям хорошие. Надо просто что-то делать. Вот и герои спектакля ни разу громко не протестуют ни против Гитлера, ни против системы. Они делают.

Я думаю, самая правильный подход к жизни сегодня – это в хорошем смысле эгоизм. Во всяком случае, в тех аспектах, которые сейчас от нас требуют экстравертной позиции. Очень хочется, чтобы тебя не касалось все это. Почему я должен такие большие государственные вопросы решать, зачем мне это? Я просто хочу воспитывать своих детей, разговаривать с друзьями, пользоваться счастьем разговаривать с моими зрителями, о том, что мне самому интересно. Почему я должен участвовать в каких-то огромных событиях, в насаждаемой нам вражде с Европой и Америкой, потому что мне все время твердят, что они дебилы, враги, маргиналы, злодеи с ядерным оружием? Для меня американцы – великая нация Фолкнера, Хэмингуэйя. Я чувствую, как меня призывают к каким-то великим делам, а я не хочу этими большими делами заниматься, а хочу чаек из стакана в подстаканнике пить. Думаю, таких людей очень много. Мы устали, наверное.

Кто адаптировал прозу Зусака в пьесу?

Я сам. Я не придерживаюсь четко текста, диалогов – всегда, если мне надо что-то дописать – допишу, убрать – уберу. Я переписал сюжет серьезно, поэтому авторство мое, Макса Ладо, но на основе произведений Маркуса Зусака.

Еще где-то его произведения на сцене ставились?

Я не видел.

Когда ты читал и понимал, что хочешь это поставить, ты сразу представлял себе, кто кого сыграет у тебя?

У меня всегда есть варианты. Сначала материал долго где-то внутри отлеживается, а в голове происходит в это время личный кастинг. Некоторых персонажей вижу поодиночке, некоторых вдвоем, некоторых даже втроем в плане актерского состава. Я ничего специального не делаю, просто поселяю их у себя в голове, они там живут в этом коллективе, потом волей времени и обстоятельств я принимаю решение. Вижу, например, что кто-то ярче там заиграл.

Ты всегда находишь интересный, неизбитый и нераспространенный материал для своих работ. Как ты отбираешь пьесы? И почему чаще обращаешься к прошлым временам? Актуальность не интересует?

Я считаю, что искусство – субстанция вне времени. Я никогда не задумывался, что современно в моих работах, что нет, потому что для меня все в них безумно актуально. Мне кажется, художник существует в области идей, а идеи вечны. Я даже не задаюсь вопросом, в какое время происходит действие моих спектаклей. Для меня все происходит сегодня, хотя понятно, что есть привязки ко времени с точки зрения истории.  Я много читаю, и книжки растворяются во мне. Если материал цепляет, то я его ставлю: то, что во мне отзывается, то, о чем хочу говорить.

Премьера «Книжный воришка» состоится 24, 25 декабря в Театре на Юго-Западе.

Автор статьи: Дарья Евдочук