На прошлой неделе мы рассказывали, с какими экономическими потрясениями российские культурные институции столкнулись из-за изоляции. Пришло время осмыслить происходящие процессы на идеологическом уровне. Для этого наш шеф-редактор Inner Emigrant узнал у ведущих режиссеров и художников, как они видят происходящие с нами изменения. Изоляция — благо или наказание? Переход театра в онлайн — это навсегда или временно? И главное — какой будет наша жизнь, после возвращения в офлайн.

ФИЛИПП ГРИГОРЬЯН: «Многим театрам придется забыть о премьерах»

Театральный режиссер, художник.

Театр в изоляции, в принципе, возможен – он может быть, например, домашним. Театр не бог весть какой, разумеется, если это не дом каких-то уникальных людей, но все-таки, это вполне реально. Ну, и есть еще у театра радикальные формы, типа театра для одного зрителя, или совсем без них, или прогулки по горам всякие, ну и так далее. Конечно, театр обязательно будет в интернете, сто процентов. Но пока что технологии сильно еще не очень. И в ближайшее время, они не будут даже ok. Пока что это, как с VR-очками. Пока это не круто.

И трансляции спектаклей — это же документация перформанса, не сам перформанс. Конечно, мы все всегда смотрим эти записи. И по ним можно многое понять. Бывает, что другого способа увидеть спектакль просто нет. Да бывает — и не нужно. Иногда возникают великие видео спектаклей, типа «Серсо» Анатолия Васильева, которое он собрал из трех разных записей. Но театр, все-таки, как вещь не делается для плоского экрана. Это совсем другое искусство, простите. Кино называется… Новые формы, это замечательно. Но все эти огромные прекрасные здания в центрах городов с колоннами и бархатными сидениями... В них же должно, по идее, что-то происходить?

Несколько лет назад я переехал за город, очень сократил количество контактов и выезжаю в центр только ради репетиций или каких-то действительно важных встреч. Можно сказать, что я подготовился к изоляции. До середины сентября, когда у меня запланировано начало репетиций, я могу вообще за ворота не выходить. Но, конечно, такой образ жизни хорош, только, когда знаешь, что будет день, и ты вновь окажешься там, где море огней. Моя работа, она там, где люди собираются вместе.

Мой прогноз не очень радужный. Маленькие и частные театры могут закрыться. Но и экономика государственных и муниципальных театров – вещь тоже довольно хрупкая. Театр, распространенный в этой части света, это планово-убыточное предприятие. Уже понятно, что мы услышим много горьких театральных историй. И многие потеряют работу. Многим крупным театрам придется забыть о премьерах, и начать восстанавливать свои старые постановки. Особенно тяжело придется, как всегда - молодым. Ну и многим опять придется доказывать свою любовь к театру работая, совсем без бюджетов. Понятно, что мы увидим развитие сотрудничества между театрами. Всякие коллаборации и копродукции. Возможно, размножатся подвалы. Ну и всякие, типо актуальные спектакли по Zoom.

БОРИС ЮХАНАНОВ: «Наконец интернет заработал так, как он должен»

Режиссер, художественный руководитель Электротеатра Станиславский.

Этот новый страшный Спектакль характеризуется определенными свойствами – например, это антимир от карнавала. Если карнавал просто переворачивает иерархию и возносит нижних наверх, а верхних опускает вниз, то этот определяет совершенно другой тип горизонтального развития. Поэтому все те, кто кричал о горизонтальном театре оказываются предтечами. В свое время, когда я был в Армении еще в конце восьмидесятых годов, я видел какую-то невероятную экзальтацию в армянском народе, я не очень понимал, в чем причина, но все собирались на митинги, о чем-то кричали – оказалось, что они предчувствовали землетрясение. Вот точно также горизонтальный театр стал возникать еще до того, как Творец или некая непонятная и неизвестная всем нам сила вдруг мгновенно объявила в своем репертуаре новый страшный Спектакль – вот этот горизонтальный театр, в котором иерархия вся практически обнуляется. Все оказываются равными друг другу и, что еще интересно, он придумал для этого новые костюмы, он закрыл наши рты – это не спектакль речи, он заставил нас совершенно иначе обслуживать собственное тело, создал новую акустику, создал новую оптику, мы различаем ближнего своего теперь как другого, у нас возникла новая мизансцена, то есть он предложил особое расстояние. И, конечно, это новопроцессуальный спектакль, потому что сегодня такие правила, он раскрыт в бесконечности, мы еще не знаем, какие правила будут завтра, послезавтра, он не поставил нам срок завершения этого спектакля, и, в отличие, например, от карнавала и толпы, здесь он построил очень парадоксально –  нас всех расставил по отдельным местам, как минимум, на полтора метра друг от друга. Вот это словечко «самоизоляция», то есть само, самость вышло сейчас в центр, и в этом смысле это принципиально новая лингвистическая реалия. Оно стало тоже накапливаться: когда появились самозанятые, мы думали, что дело касается работы, а сейчас оказалось, что это шла подготовка к самоизоляции. Самой собой случилась самоизоляция людей, все как бы происходит само собой. И мы теперь имеем возможность, находясь в самоизоляции, различить какую-то собственную глубину, то есть обращаемся к чему-то, что до этого было под спудом огромной вот этой суеты мира, со всеми его кажущимися необходимостями и инерциями. С одной стороны, это повышенная степень индивидуации, с другой – наконец интернет заработал именно так, как он должен был работать – то есть общей, связующей весь мир душой. И теперь мы в этом интернете приобщаемся друг к другу, имея при этом каждый свою организованную дистанцию к самому акту этого приобщения, и, тем самым, возникает не выбор между добром и злом, это не проявление свободной воли, не то, что делает нас «образом и подобием» – это самовыбор – мы можем выбирать, как приобщаться к этой общей сети-душе. И конечно участие Электротеатра и вообще всех театров мира, всех спектаклей мира в этом новом страшном Спектакле меняет сейчас акустику, меняет оптику восприятия того, что, собственно, мы делали. Сейчас люди могут по-новому увидеть весь этот огромный, накопленный мировым театром репертуар с точки зрения новых критериев – с точки зрения критерия самоизоляции с одной стороны и приобщения к сетевой душе с другой. И в этом смысле очень интересно, какими же окажутся все наши спектакли в свете этого Мега-Мета-Спектакля (мегаметание, мечемся, меченные), творящегося сейчас под эгидой коронавируса.

КСЕНИЯ ПЕРЕТРУХИНА: «Круто, что во главу угла поставлена не война, не политика, не экономика, не наука, не искусство, а жизнь человека»

Художник, участник «Театра взаимных действий».

Мне кажется, что онлайн-возможности у театра совсем небольшие. Кино, только появившись, немедленно оторвалось от физической реальности и стало создавать собственную, все первые эксперименты кино об этом. А театр держится за реальность, как ребенок за юбку матери. Мы можем смотреть записи, только имея опыт физического присутствия в театре, — то, что ты не видел, ты не можешь опознать на экране. Мы с Мишей Дурненковым на днях смотрели трансляцию высокотехнологичного европейского спектакля — там лили на пол цветную воду, а мы не могли понять, как устроен этот пол — это дыры или прозрачные поверхности, или и то и другое,  на чем они стоят и так далее. Дождались плана покрупнее, кажется, разобрались… То есть мы узнаем на экране только то, что знаем в тактильно-визуальном опыте. И получается, что онлайн в театре неотделим от офлайна. И в космос запись спектакля, наверно, не пошлешь — ничего там наши браться по разуму, ни разу в театре не бывавшие, не поймут.

Справедливости ради, надо уточнить, что я, наверное, самый не-онлайновый человек — мне стоит труда само решение посмотреть какую-либо документацию (кино не в счет, там художественное время, совершенно иначе устроенное, речь именно о задокументированном факте реальности), мне кажется, что я пропускаю настоящее. Есть известное интервью, где Трюффо умно спрашивает об устройстве кино, а Феллини интереснейше отвечает — он вдруг прерывается и говорит: «Вот мы тут с вами разговариваем, а прямо сейчас площадь Треви переходит очень красивая женщина, а мы это пропускаем». Вот и я, когда смотрю записи спектаклей, всегда нервничаю, что могу пропустить эту женщину.

Ну, и про главное приобретение последнего времени — ощущение объединения людей и человечества на биологическом уровне. Вирус раздвинул социальные, экономические, языковые, национальные границы — уравнял принца Чарльза с безымянным китайским или итальянским старичком. Земля уменьшилась, стали ощутимы связи между людьми. Это удивительно, что наш невозможно сложный мир вдруг породил простую и гуманистическую задачу — надо сидеть дома, чтобы старичкам хватило аппаратов для вентиляции легких. И при всех оговорках и страхах про завтра — что будет с экономикой и малым бизнесом, и заплатят ли уже задержанный гонорар, который так нужен, — это круто, что во главу угла поставлена не война, не политика, не экономика, не наука, не искусство, а жизнь человека. И ответственность расшарена на всех и каждого в отдельности — каждый должен сам принимать решения и нести свою персональную вахту социальной осознанности.

ЮРИЙ МУРАВИЦКИЙ: «Я понял, сколько лишних перемещений мы совершаем ежедневно»

Режиссер, художественный руководитель театра «18+»

Понимаю, что рискую сейчас навлечь на себя гнев коллег, но, думаю, что в принципе изоляция для искусства может быть весьма полезна. Об этом говорит история искусств. А если говорить конкретно про текущую ситуацию, конкретно в нашей стране – то театрам эта изоляция грозит гибелью. Особенно частным независимым театрам. Не думаю, что онлайн-трансляции и показы видеозаписей спектаклей могут дать возможность театру выжить. Это скорее жест солидарности – не бросать зрителя в трудную минуту, ну и поддержать к интерес к себе. Но, все это не более чем попытки извлечь хотя бы какие-то плюсы из этой ситуации. Думаю, что зрители не готовы платить за онлайн-театр те же деньги, что и за билеты в офлайне. Значит театру экономически не выгодно прокатывать спектакли для интернет показов. Это просто не будет себя окупать. Значит театры закроются. На государство я бы рассчитывать не стал. Выход наверяка найдется, но пока я его не вижу.

На меня изоляция пока влияет исключительно положительно. Мне действительно кажется, что всё это нам (человечеству, и каждому в частности) зачем-то нужно. Так сказать, чуть-чуть притормозить. Индейцы говорят, что в пути надо периодически останавливаться – делать привал, чтобы твой дух успел тебя догнать. Вот я по себе могу сказать, что мне этот привал был просто необходим. У меня нет подавленности, паники и депрессивных состояний, скорее наоборот. Посмотрим что будет дальше, но пока так. Я читаю, слушаю подкасты, смотрю сериалы, спектакли онлайн. Провожу вебинары и индивидуальные занятия со студентами МШНК и делаю еще кучу дел, которые не успевал сделать до этого всего. Сейчас еще будут периодически онлайн-репетиции камерной оперы «Это любовь» в Театре 18+ и «Двенадцатой ночи» в Никитинском театре. Если Театр 18+ в ближайшее время все-таки закроется на карантин, премьеру оперы придется делать онлайн. Еще на днях надеюсь начать наконец-то работать над сценарием фильма, который планирую снимать через год. Так что, если паника у меня сейчас и возникает, то скорее по поводу того — как всё успеть. Надо сказать, что я медитирую каждый день, и это конечно стабилизирует. Но, это не связано с изоляцией — я в таком режиме уже почти год.

Длительная изоляция, наверное, может быть полезна для переосмысления творчества. Но, у меня до этого пока не дошло. У меня сейчас происходит переосмысление того, насколько люди вокруг могут быть инфантильны и безответственны. Я, честно говоря, пребываю в недоумении. Раз в два дня я выхожу в магазин за продуктами в маске FFP3, в резиновых перчатках и соблюдаю все меры предосторожности при возвращении домой. Но, на улицах и в магазинах я встречаю людей, которые живут как-будто в другой, параллельной реальности – они ходят без масок и вообще у них все в порядке по-моему. И у меня возникает вопрос – они не хотят или не могут понять, что если будет резкая вспышка эпидемии у нас, то это будет намного хуже чем в Италии? Уже сейчас я читаю посты своих знакомых про то, как их при обращении с темературой и с симптомами короновируса просто посылают. Говорят что-то вроде: «У вас 37,5. Когда будет 38, тогда и обращайтесь». Это матери двух детей так говорят. Или еще отговорка: «Вы заграницу не выезжали и контактов с приехавшими у вас не было, так что мы вас не будем обследовать». Понимаете, да? Если начнется у нас эпидемия – огромное количество людей останется без элементарной медицинской помощи, и будут либо умирать, либо, как мининмум, получать осложения на легкие. А чтобы это предотвратить, нужно всего лишь элементарно соблюдать какие-то простые меры предосторожности и не выходить лишний раз из дома. Мои украинские родственники расказывают, что у них людей без масок в магазины не пускают, и на улицах полиция следит, чтобы все были в масках, соблюдали дистанцию. Это в маленьком городке в центральной Украине. Это называется ответственность. Личная, персональная отвественность каждого, которая поможет спасти жизни. Вот это для меня главное открытие – тотальная инфантильность сознания наших сограждан. Про это теперь хочется ставить спектакли, снимать кино и писать пьесы.

Не знаю по поводу мира, но я точно больше активности оставлю в онлайне после снятия изоляции. Я понял сейчас, сколько лишних перемещений мы совершаем ежедневно, – а это же все время. Театр точно отреагирует на текущую изоляцию. Во всех смыслах. Люди будут другими и театр станет другим. Моей маме 82 года. Я у нее спросил, было ли что-то подобное на ее памяти, она сказала что нет, если только война… По степени влияния на сознание, сейчас, наверное, происходит что-то близкое к войне. Мы еще этого не осознаем. Но нас всех это изменит. Надеюсь, что изменит. И надеюсь, в лучшую стророну.

ЕВГЕНИЙ МАЛЕНЧЕВ: «Привычные нормы разрушены»

Режиссер, руководитель независимой театральной компании «Барабан».

Думаю, что сейчас мы переживаем исключительное событие. Поэтому предсказать как в будущем это отразится на нас и на театре сложно. Сейчас я репетирую спектакль, а что будет дальше — не знаю. Решающее значение будет иметь время, но это уже само по себе необычное ощущение — не знать что будет завтра. Думаю, многие в такой степени столкнулись с неопределенностью впервые. Ещё по инерции мы строим планы, но уже осторожно, растеряно. Меня волнует не столько изоляция и режим онлайн, сколько новая гигиена наших отношений. Привычные нормы разрушены. Все наши коммуникации проходят проверку на токсичность, и театр, конечно, тоже. Новое значение обретает тактильность, обычное рукопожатие уже стало значительным актом, а присутствие в зрительном зале рядом с другими людьми - поступком. Натягиваем ли мы ироничные улыбки или просто напряженно молчим - не имеет значения. Мы реагируем по-разному, но одинаково осознаем серьезность происходящих событий — мы оказались на вынужденной дистанции, между нами выстроены новые границы. Я надеюсь, что эти временные границы сделают нас не агрессивнее, а внимательнее друг к другу.

ГАЛЯ СОЛОДОВНИКОВА: «Изоляция — это возможность услышать свой голос»

Театральный художник.

Сегодняшнее время, конечно, удивительное и странное. В нем есть какая-то и тоска, и тревога одновременно. Я вижу много светлого и ценного, потому что мы наконец-то все, все страны, все люди, вдруг перестали куда-то бежать, перестали находиться в бесконечном марафоне жизни, где ты, как белка в колесе, крутишься в бесконечной цепочке забот. Все это сейчас нарушило свой ход, и обратилось во внутрь. Время изоляции – это очень ценное время. Мне кажется, что воспользоваться им — самое лучшее, что мы может сделать сейчас для себя и вообще. Это наш долг, потому что мы перестаем делать вклад в постоянное развитие инфекции, вируса, и в то же самое время мы можем реально сконцентрироваться на том, что для нас важно. Кто мы такие, кем мы хотим быть, зачем мы живем на этой планете, какой реально вклад я делаю, что полезного я приношу, есть ли от меня какая-то польза человечеству, другим людям? Это глобальное время переоценки своей жизни и переоценки наших взаимосвязей, наших контактов, нашего социального устройства. И, конечно, искусство тоже будет переосмысливать себя на фоне всего этого.

Нам, как художникам-фрилансерам, неудивительно находится в самоизоляции. Для нас в принципе это естественное состояние. Очень часто именно изоляции сильно не хватает. Находясь в бесконечном потоке проектов, ты часто не можешь должным образом уделить время проекту, ты не можешь его исследовать по-настоящему глубинно. Изоляция — это время исследовательской работы. Это время погрузиться в то, что для тебя важно, заняться исследованиями, прочитать большое количество книг, сфокусироваться на теме, которая тебе важна. Думаю, по окончанию этого периода люди научатся находиться сами с собой, потому что многим это дается тяжело. Они привыкли находится в экстраверсии, когда ты все время работаешь наружу. А попробовать побыть с самим собой, найти мир и покой внутри себя, силы, мощь, интеллект, талант, творческий потенциал — очень ценно.

Конечно, то, что сейчас происходит, — это и невероятная трагедия. Каждый день пугают новости, страны закрывают границы. Весь мир обрезает контакты. Но, несмотря на это, я вижу в этом времени большое вдохновение. Я вижу, что нам как человечеству, было необходимо получить такую встряску, и вдруг уйти всем на переосмысление нашего существования. Я думаю, что это супер-полезно для человечества, несмотря, конечно, на те жертвы, вместе с которыми это происходит.

У меня, конечно, полетели все проекты, у меня была опера в Германии, у меня был прекрасный проект на лето в Лондоне, и проект сейчас в марте в Лондоне, и все это накрылось. Я вернулась в последний момент из Лондона в Москву, сразу села в самоизоляцию, в которую я с радостью сама себя поместила, потому что видела, что происходит в Лондоне, – это уже было достаточно пугающе. Хотелось от всего этого скрыться, было приятно наконец быть дома, в своей стране. Я переместила место своей локации в город Великие Луки, где сейчас мы находимся в самоизоляции с моей большой семьей. Мы съехали из Москвы и находимся в городе, где я родилась, в котором я редко бываю. Я со своей любимой семьей, с которой из-за того, что много путешествую и работаю, мне не удается проводить много времени. Сейчас есть возможность всем побыть вместе, почувствовать эту большую семью, наладить контакты, какие-то наши родовые связи. Здесь большая библиотека, очень много книг, читай-не перечитай. Со мной краски, бумага, кисти, со мной все мои девайсы. Я, конечно, планирую здесь заниматься творчеством, заниматься исследованием, читать важные для меня произведения, на которые часто не хватало времени, гулять по лесу и заниматься йогой.

Хотя даже в самоизоляции дневной режим оказался очень плотным — с утра йога по Зуму, днем ты работаешь над проектами, вечером по Зуму я преподаю в Британке. Теперь есть такая возможность. Вся Британка перешла на онлайн образование. Есть возможность видеть все лекции, которые происходят. Дел не то, что не убавилось, их прибавилось. Сегодня, кстати, у меня будет онлайн занятие в Зуме с Лешей Кохановым по вокалу. Он собирает группу на раскрытие голоса. Завтра друзья придумали онлайн-бранч — все будут готовить французские блюда, и в Зуме мы будем встречаться и устраивать онлайн-обед. Ощущения нехватки общения нет. Есть ощущение, что мы переходим в другой формат, и я уверена, что с этим форматом появится много интересных идей. Какие-то вещи уже не вернутся в свое обычное русло. Какие-то, конечно, станут еще более ценными за счет личного контакта. Но мы, как минимум, понимаем, что сейчас есть возможность существовать, работать, взаимодействовать дистанционно, не терять качество человеческого общения, быть на связи с семьей, с друзьями. Хоть и дистанционно, но это все возможно.

Мне кажется, главное сейчас — как можно меньше давать себе волю уходить в тревогу. Для себя я решила, что в день трачу полчаса на новости, смотрю какая ситуация и все. Вместо того, чтобы тревожиться, паниковать, уходить в страх и сидеть в соцсетях, можно реально сконцентрироваться на внутренней тишине и найти внутренний баланс. Услышать свой голос. Потому что мы часто не слышим свой голос за постоянными другими голосами, которые приходят извне. Услышать себя и заняться глубинным исследованием — это самое полезное, что мы можем сейчас сделать.

ДМИТРИЙ ВОЛКОСТРЕЛОВ: «Время пустоты и вакуума очень важно»

Режиссер, художественный руководитель театра post и Центра им. Вс. Мейерхольда.

Вопрос не в том, как изоляция на нас влияет, а в том, как мы к ней относимся. Какие мы делаем из нее выводы, как мы с ней работаем. Мне кажется главная проблема в том, что человечество не учит уроки и не делает выводы. Может быть, я не прав. Возможно, я неверно вижу и плохо анализирую, не имею доступа ко всему, но, например, я постоянно встречаю бесконечные онлайн-премьеры спектаклей. У нас тоже будет онлайн-премьера спектакля «Русская классика», над которым я сейчас работаю в театре «Приют комедианта». Это все, конечно, здорово, и я понимаю желание заполнить пустоту, которая внезапно образовалась. Понимаю стремление театров о себе напоминать, это для них важно. Но, с другой стороны, мне кажется, что, если создалась такая ситуация вакуума, то она требует чуть более глубокого анализа и осмысления. Не просто внезапно перейти в онлайн, нет. Если театр оказался в ситуации изоляции от зрителя, имеет смысл подумать, что значит «быть в театре онлайн». Не просто показывать спектакли. Можно искать какие-то другие формы взаимодействия со зрителем с помощью сети. И, на мой взгляд, именно такой подход может сильно обогатить театры. Потому что, как обогатит театр онлайн-премьера, сказать сложно. Вряд ли для театра это что-то новое. Это абсолютно известная вещь, все уже отработано, с таким не первый раз сталкивались. В конце концов, не такая тогда уж большая разница между онлайн-премьерой и видеозаписью спектакля, по большому-то счету, кроме какого-то призрачного понимания сопричастности тому, что происходит где-то далеко от тебя. Вопрос в том, как глубоко мы будем осознавать сложившуюся проблему, как будем с ней работать и пытаться ее преодолеть именно не очевидными путями. Такие вещи сразу в голову не приходят, нужно подумать. В принципе сейчас хорошее время, чтобы подумать. Возможно, для театра сейчас не самое плохое время. Время пустоты вообще очень важно. Мне с отсутствием и пустотой всегда интереснее работать. Другое дело, что, как мы видим, мы действительно начинаем ее бояться. Начинаем упиваться онлайном, ищем, что еще посмотреть. Подождите, может имеет смысл остановиться и ничего этого не делать. Может быть, нужно какое-то время с этой пустотой поработать и в ней пожить. Самоизолироваться. Мне кажется, это неплохо. Время паузы — не самый плохой урок для осознанности.

МАРИНА БРУСНИКИНА: «Живой театр ничто не заменит»

Режиссер, художественный руководитель театра «Практика».

У меня, как ни странно, работы не стало меньше. Я бесконечно сижу в каких-то чатах, веду переписку, запутываясь в разных ветках. Преподаю онлайн — это оказалось довольно интересно, но и тяжело при этом. Можно сказать, что в отношении нагрузок в моей жизни мало что поменялось, просто они переместились в другую плоскость. В изоляции есть свои плюсы и минусы. Полезно ли это для искусства, с точки зрения поиска новых форм — отчасти да. Мир все больше движется в сторону онлайн-активностей, развивает эту сферу. Можно воспользоваться ситуацией и изучить законы, по которым она существует. После изоляции люди бросятся общаться друг с другом вживую, заменить это нельзя ничем. Мы просто выживаем сейчас, пытаемся провести этот отрезок жизни с пользой. Надеюсь, что это не навсегда. Живой театр ничто не заменит. Аналога ему нет. Хочется приблизить то время, когда мы вновь начнем заниматься любимым делом так, как привыкли: играть спектакли в присутствии зрителей, общаться вживую. Найти интерес для себя в этот период ограничений тоже возможно. Существует много зон, в которых можно работать, не теряя зрителя, (но и к огромному сожалению, ничего не зарабатывая). Все театры сейчас пытаются этим заниматься, и мы в том числе.

СЕМЕН АЛЕКСАНДРОВСКИЙ: «Инертность сильнее вируса»

Режиссер, руководитель Pop-up театра.

Как это ни странно, но я давно переосмыслил для себя театральное событие. Из массового оно для меня стало индивидуальным не только в смысле личного опыта каждого зрителя но и буквально возможности быть единственным зрителем спектакля. Так работают спектакли «Другой город», «С Чарльзом Буковски за барной стойкой», «Время, которое». 

Когда в «Группе юбилейного года» я взаимодействовал с театром на Таганке, один из постулатов, который я тогда анализировал, звучал так: «Театр объединяет». В случае с театром на Таганке это был буквальный тезис — люди в партере объединялись в гражданское общество, они были солидарны, они становились коллективным телом и испытывали опыт общности. Этот тезис был справедлив для шестидесятых и семидесятых годов двадцатого века — именно тогда сложился и закрепился канонический образ Таганки. Мне кажется, что уже в восьмидесятые это было не так актуально, а тем более в десятые годы 21-го века, когда в этом театре оказался я. Но миф был очень силен. Поэтому я, в том числе, занимался рассмотрением этого мифа и можно сказать демифологизацией — в буквальном смысле разделяя партер на отдельных людей, рассаживая их с интервалами в пустое кресло и изолируя акустически в индивидуальные наушники.  

Моя попытка рассмотреть текущий феномен изоляции будет явным его упрощением, но я рискну поделиться таким соображением — начиная с модернистов, которые на пороге Первой мировой войны ощутили разрозненность мира и искали пути склеить его посредством искусства, и продолжая масштабными политическими теориями и практиками, — двадцатый век стремился создать большую общественную утопию. Обернулось это колоссальным разочарованием, огромными жертвами и не отработанными травмами. Как бы мы не считали себя людьми 21-го века, родовые травмы 20-го сидят в нас очень глубоко, и, возможно, поэтому идеи объединения и коллективного опыта воспринимаются нами с большой осторожностью, если не отторгаются совершенно. 

Спектакли, которые я делаю для pop-up театра создаются довольно медленно, это отчасти связано с отсутствием финансирования и необходимостью зарабатывать на параллельных проектах, а свободное время посвящать разработке нового спектакля в своем театре. Но в то же время это возможность очень кропотливо и вдумчиво работать и рассчитывать проект таким образом, чтоб он после выпуска бесперебойно шел продолжительное время. 

Я уже два года готовлю спектакль «Профсоюз работников ада» — это спектакль в приложении с четырьмя питерскими барами на маршруте. И хотя спектакль будет запускаться индивидуально из приложения, он очень тактильно привязан к конкретным барам и физическим объектам — алкогольным напиткам и профсоюзным билетам, которые получит каждый участник спектакля. Надеюсь, бары не закроются, и премьера состоится. Вообще тактильность театрального опыта играет для меня довольно важную роль. В этом отчасти проблема с трансляциями спектаклей. 

Как показывает практика, острые ситуации не создают новые обстоятельства, а усиливают те тенденции, которые уже возникли или только зарождались. Люди и до вируса стали больше времени проводить дома, работать из дома, заказывать на дом еду и покупки. Еще в августе я размышлял над этой тенденцией и придумал спектакль, который не будет приводить зрителей в какое-то место в котором должен состояться спектакль, а придет к ним домой через персональный компьютер. Сейчас огромное количество спектаклей переносится в формат трансляции, но проблема в том, что это явление носит вторичный характер. Спектакли делаются на сцене театра и транслируются в ПК в то время, как это совершенно иной способ коммуникации, и он достаточно интересен для исследования. Он может быть больше чем просто инструментом. Мне кажется, нужно не транслировать спектакль в компьютер, а ставить его в компьютере, проблематезируя само медиа в котором спектакль происходит. Именно над таким проектом я и работаю уже почти год. Время так ускоряется, что мои предощущения за такой короткий период становятся случившейся исторической данностью. Но это, увы, не значит, что сейчас появится много нового театра, который будет сложившуюся ситуацию переосмыслять и искать новые средства коммуникации. Как только кризис минует, большинство театров вернутся к своему привычному способу работы. Инертность сильнее вируса.

МАША ТРЕГУБОВА: «Сказки уже не будут прежними»

Театральный художник.

Для меня, как, думаю, и для всех, то, что сейчас происходит, это сильнейший внутренний опыт. Пока не оконченный. Чем все обернётся для каждого из нас в итоге, мы пока не знаем. Но и то, что происходит уже сейчас, нас меняет. Мои бабушки и дедушки, прошедшие войну, пережили невероятно страшные вещи. На глазах 15-ти летней бабушки погибли ее родители, а всю семью ее лучшей подруги сожгли в гетто. Дальше были годы скитаний, голода, ужаса. Дедушки и вторая бабушка были на передовой, рядом гибли молодые люди, и сами они убивали десятками и сотнями... Я с детства слушала эти истории, понимала умом, что это реальность , но тем не менее, все это смешивалось в моей голове с детскими сказками, спектаклями и фильмами. Потому что понять и принять эти вещи невозможно. Пока ты их сам не пережил.

Происходящее сейчас кажется фантастикой. Как будто все не по-настоящему. Ещё 2,5 недели назад, когда я улетала на 4 дня из Германии, чтобы сдать в Москве проект и вернуться назад на выпуск оперы, невозможно было предположить, что обратный рейс просто отменится, как и все остальные рейсы, и театр немецкий закроется , да и московский тоже...

При этом сама изоляция — это пока для меня наименьшая проблема. Любой художник в период подготовки проекта много времени проводит в одиночестве за работой. Немножко непривычно, что не звонит ежесекундно телефон и нет чувства вины, что с кем-то не встретился или куда-то не поехал... Но в целом такая тотальная остановка даже приятна и полезна. Как бы странно и нелепо не звучали эти слова.

Не знаю, что будет дальше. Но когда слышу, что происходит в мире, когда из ледовой арены в Мадриде делают морг, а врачам приходится делать выбор — кому помогать, а кому — нет, когда старые и больные люди становятся ещё в десятки раз более уязвимы и беспомощны, то рассказы бабушек и дедушек начинают отделяться в голове от сказок... Да и сказки уже, конечно, тоже не будут прежними. И спектакли тоже. Много чего ещё можно сказать, но скажу только одно: сегодня просто потрясающее яркое и нежное солнце.

КИРИЛЛ ВЫТОПТОВ: «Изоляция — это повод сконцентрироваться»

Театральный режиссер.

Искусство создает художник, а художник — это, в первую очередь, живой человек. И как любой другой, он сейчас пытается разобраться в новых обстоятельствах. На мой взгляд, в изоляции, особенно, если тебя не бьют палкой и дают хотя бы иногда поесть, нет ничего ужасного. Понятно, что условия изоляции у каждого свои. Романтический образ с кельей, в которой происходит возгонка духа одинокого творца не всегда совпадает с реальностью. Но если вынести за скобки весь пласт навалившегося бытового ужаса, я верю, что для художника это может стать поводом сконцентрироваться на собственных возможностях, переварить и переплавить огромный запас информации, полученный за последние годы. Перестать бесконечно подглядывать за другими и оглядываться на других. Вообще забыть о творчестве на какое-то время. Пусть аккумулятор заряжается.

Сейчас вообще рано говорить о каких-то открытиях. У меня был, как сейчас говорят, позитивный опыт изоляции в студенчестве — летом я целый месяц лежал в клинике, почти ни с кем не общался, готовился к семестру Пушкина в ГИТИСе. Происходили удивительные внутренние процессы, я очень много читал, и во мне скопился огромный творческий заряд, которого хватило на целый год учебы. Моя нынешняя самоизоляция случилась перед самым началом новой работы. И тоже по Пушкину. Мы сдали эскизы «Барышни-крестьянки» в РАМТе, но пока репетиции, к сожалению, отодвигаются на неопределенный срок. Хотя если завтра меня вызовут в театр, я не смогу провести репетицию так же, как провел бы ее неделю назад. Есть четкое ощущение необходимости поворота, но с чем он будет связан - пока не очень понятно. Идет период накопления вопросов. Я не умею делать «бумажный театр», то есть в своем воображении придумывать все от и до. Только в контакте с другими людьми происходит рождение нового, и все накопленные размышления и эмоции во что-то воплощаются. Думаю, что обязательно что-то важное случится, когда эта встреча наступит.

Недавно в телефонном разговоре с родственником шутили, что уже забыли как выглядит театр и сможем ли вспомнить. Самое гнетущее, что невозможно понять, сколько это продлится. Если банку молока оставить на подоконнике на день — это один результат, а если на неделю — совершенно другой. Хорошо, что театр настолько живучее искусство. Даже если мы все надолго засядем по квартирам, озвереем от просмотра спектаклей онлайн (если на интернет вообще останутся средства) и возжаждем собственно творчества, произойдет какая-то очередная трансформация. Если новые формы появятся, то очень органично. Думаю, что ни для кого возвращение в театр не произойдет на прежнем уровне. И тем интереснее, как самые разные художники отразят это изменение.

АНАСТАСИЯ ПАТЛАЙ: «Человек, выбравший свободное плавание, а не крепостное право, оказался самым незащищенным»

Театральный режиссер.

То, что сейчас происходит, для театрального искусства — катастрофа. Какой театр без встречи со зрителем? Без энергии соприсутствия в одном пространстве? Без актёрской энергии, которая рождается во многом в момент встречи с глазами зрителей. Но если это временная катастрофа, по идее, можно отнестись к ней как к необходимой остановке, передышке и перезагрузке — и в творчестве, и в жизни. Как к возможности обретения новых идей — нового содержания, новых форм. Это замечательно, в своём роде. Если бы человек как биологическое и социальное существо не нуждался в пище и обмене энергией, то да. Но это не так. И я очень переживаю за актеров, особенно актеров независимых театров, не состоящих в труппе на зарплате. За те личные катастрофы, которые они сейчас претерпевают в связи с отстуствием работы и денег. Такие личные катастрофы даже на коротком участке времени очень болезненны, и к чему они приведут прогнозировать трудно. То же и с независимыми театрами. Как они выживут? Как выживет Театр.doc? Получается, человек (актёр, режиссёр) и театр, выбравший когда-то свободное плавание, а не крепостное право, оказался самым незащищенным. При этом я верю, что изоляция может быть полезна, если удастся преодолеть первый шок и экономические потрясения.

Мне приходится сейчас много работать в сети, в видеоконференциях. Это оказалось очень энергетически затратно. И к вечеру уже совершенно нет сил смотреть даже самый замечательный контент, которого сейчас много совершенно бесплатно. Шедевры мирового театра стали доступны. Казалось бы, ура! Но глаза уже утомлены, внимание истощено, и я (говорю только за себя) в этих условиях предпочитаю общение в кругу семьи просмотру любых шедевров. Ещё и поэтому я не слишком верю, что
театр может обойтись стримами и видеотрансляциями. Надеюсь, освоив онлайн, мир в нем не закрепится.

НАНА АБДРАШИТОВА: «Изоляция — главное условие творчества»

Театральный художник.

Изоляция, нам мой вгляд, — главное условие творчества. Каждый автор, каждый художник — одиночка, который противопоставляет себя миру. Театр только на стадии воплощения искусство коллективное, а на стадии зарождения идей, формулирования вопросов, придумывания зародыша спектакля — это такое же творчество одиночек. Не встретившись с собой, художник ничего не сможет создать, поэтому я рассматриваю период изоляции именно в творческом плане как продуктивный — это период накапливания информации и зарождения новых идей.

Для меня в обычном ритме жизни существует проблема фиксации идей, не всегда успеваю записать или зарисовать какие-то идеи, когда еду со встречи на встречу за рулем или просто во время разоговора, сейчас я могу практически в любой момент хотя бы сделать заметку в блокноте. Но пока рано говорить о каких-то масштабных творческих плодах, так как люди (в том числе и творческие люди) должны научиться жить в изоляции бытово, общаться онлайн, наладить график свой и детей, отгородить свое внутреннее пространство теперь уже и внутри изолированной семьи, как это ни парадоксально. И только когда эта жизнь войдет в колею, наступит реакция на настоящие события — и психологическая и творческая; когда мы сможем отстраниться от собственных страхов и суеты вокруг новых обстоятельств жизни.

Сейчас многие пишут, как им тяжело психологически в изоляции, и я в этот момент думаю «стоп, но изоляция только началась; ну, неделя дома — это простудиться и отменить все встречи». Неужели так быстро может прийти психологическая реакция? Возможно, если человек одинокий, и он остался совершенно один, то все процессы идут быстрее.

Мне очень интересно осваивать онлайн — вести лекции, писать студентам задания. Все остальное в работе пока не очень изменилось: я рисую, черчу, пишу, готовлю проекты, только не в мастерской, а на даче. Конечно, я мечтаю, чтобы пандемия скорее закончилась и пойти в театр, на выставку, начать реализовывать проекты, встречаться с друзьями, поехать в Питер. Поэтому мне кажется, что люди будут рады вернуться в офланй общение и увидеть мир снова, живым, бурлящим, даже эротичным. Мне кажется, что такая реакция на изоляцию и на пандемию тоже неизбежно будет в искусстве — волна чувственности. Но для этого мы должны справиться с собственными страхами и с самим вирусом, а для этого стоит и посидеть дома.

ВСЕВОЛОД ЛИСОВСКИЙ: «Фейковый характер кризиса усугубляет ощущение отчужденности от общества»

Режиссер, руководитель театра «Трансформатор».

Я отчасти принципиально, а отчасти от лени не соблюдаю карантина и не страдаю от ограничения свободы перемещения. Вся эта история для меня случилась очень вовремя. Я как раз решал, уходить ли мне из театра как сферы деятельности, потому что он начал меня бесить, а профессиональное сообщество вызывать отвращение или перетерпеть, и все пройдет. Ситуация, в которой продолжение деятельности тупо невозможно, даёт возможность не думать об этом и надеяться, что она (проблема) сама как-то рассосётся. Но фейковый характер кризиса конечно очень бесит и усугублят ощущение отчуждённости от общества. Я бы предпочел реальную катастрофу с бомбежками или реально опасной болезнью. Перспектива реально умереть хотя бы веселит. Правда, перспектива голодной смерти становится все осязаемей. Но она и в спокойные времена далеко от меня не отходила, вроде домашнего животного.

Специально ради этой ситуации думать об онлайновых формах работы мне кажется бессмысленным. Освоение интернет-пространства должно происходить в плановом режиме. Это сильное выразительное средство, а не техническая приблуда. Я долго думал о том, как там работать. И бросил, поняв, что просто слишком мало знаю обо всем этом. Но с интересом смотрю, что тут могут сделать технически продвинутые товарищи. А вот как кризисная мера уход онлайн не канает. При реальном кризисе электронная инфраструктура навернется первой.

Мне кажется, ситуация с этой «эпидемией» повлияет на театр самым плачевным образом. Ситуация, в которой интерпретации неизмеримо больше, чем события, — это то, что особенно остро я ненавижу в театре. А этот карантин как раз такая ситуация и есть. Боюсь что деятели театра воспримут все это как руководство к действию и забьют на все то, на что раньше забивать стеснялись.

ЕВГЕНИЙ КАМЕНЬКОВИЧ: «После окончания изоляции, все с большим удовольствием устремятся в офлайн»

Режиссер, художественный руководитель Мастерской Петра Фоменко.

Изоляция для искусства, на мой взгляд, это возможность перезарядить батарейки, но без работы я схожу с ума. Для творчества и поиска новых форм она может быть полезна в том случае, если артисты не будут бояться ходить на репетиции. Наш театр давно мечтал умыкнуться на год, на два и заняться большим, сложным сочинением. Такое время наступило. К сожалению, поскольку три четверти театра с детьми — все очень боятся за них и не рвутся репетировать. Я считаю, что художнику и режиссеру не стоит бояться. Освоив онлайн, после окончания изоляции, все с большим удовольствием устремятся в офлайн. Для нас длительное пребывание в изоляции сейчас печальная необходимость. Как государственные медицинские службы считают, так мы в театре и будем делать. Но поскольку для театра общение — это все, то, конечно, это очень тяжело.

АСЯ ЧАЩИНСКАЯ: «Мир меняется быстрее, чем театр»

Оперный режиссер.

Театр воевал с онлайном. Казалось, они противоположны по природе. Спектакль существует при собрании людей в одном помещении, с живой энергией, в режиме здесь-и-сейчас, когда отключаются гаджеты. Главной удачей какой-либо постановки можно было посчитать, если зритель забывал о телефоне. Считалось, что информационное мышление развращает: человек привыкает ставить на паузу, мыслить короткой фразой и первым впечатлением, отвыкает от общения, от сложности, от осознанности. Долго я воспринимала театр, как нечто противостоящее этому. Театр напоминает людям о реальности, и потому, может, мне стало интересно делать иммерсивные спектакли. Постепенно онлайн стал отвоевывать новые территории. И даже некоторые театры стали осторожно заглядывать в интернет, делать записи и вести трансляции. Это было скорее исключением. Мы ещё тогда собирались и дискутировали, чем по сути своей является онлайн трансляция спектакля и насколько это театр. И тут объявляется карантин. 

Для многих в сфере культуры и развлечений это мёртвый сезон. Но ещё выясняется, что для некоторых граждан ничего не изменилось — они и так давно живут онлайн. Карантин заставляет нас наконец признать тот факт, что интернет — не временное явление, с которым надо соседствовать. Мы вошли в новую цифровую эпоху. Даже не в новую эпоху, а в новую формацию. Изобретение и распространение интернета изменило жизнь так же, как изобретение колеса или парового двигателя. И то, что люди мыслят иначе - факт когнитивной мутации. Люди уже живут в другом темпоритме, в других пространствах. И театру нужно не снисходить до интернета, а искать возможность адаптироваться под новые условия. Иначе этот скачок эволюции пройдёт мимо. 

Мир менялся быстрее, чем театр. Сформировалась другая система распространения информации. Театр относительно инертен. В нём всё планируется на несколько лет вперёд. А в обычной жизни сейчас какая-либо новая тема устаревает через месяц-два. В театре стабильные форматы, в жизни — всё подвижно, подвержено изменениям. 

Мы плыли в потоке, занимались театром, переосмысляли уже существующие произведения, использовали устоявшиеся ходы, распределяя работу на год и более вперёд, отчего не успевали реагировать на то, что происходит вокруг сейчас. 

Что сделал карантин? Сломал инерцию.

Мы может так бы и сидели, но карантин нас выкинул из гнезда. Так что давайте расправлять крылья и осваиваться. Есть повод задуматься об ином подходе, о новом материале, новых форматах. Посмотреть на театр под совершенно иным углом. Работая с жанром сайт-специфик, мы уже поняли, что театр — это не помещение, не две стороны сцена-зал. Теперь, может быть, мы сможем увидеть театр вообще иначе. Как Джон Кейдж когда-то призывал оставить в стороне то, что мы традиционно называем «музыкой». 

Может ли театр теперь стать чем-то другим? Может ли театр быть без зрителей?  Спектакли без актёров уже делали. И у нас с Даной Жанэ был спектакль без актёров "Подвал памяти", но сейчас такое вряд ли выйдет, там ведь все трогали и нюхали одни и те же банки…  В каком виде театр может жить в нынешнее время?  В результате карантина театр вышел в «Чёрный квадрат», в «4'33» — в отсутствие. Когда какое-то искусство приходит к своему абсолютному нулю, дальше должен быть качественный рывок. Вот оно время, чтобы увидеть этот дивный новый мир и понять как в нём действовать. 

Что делать на карантине? Остановиться. Отдохнуть. Оглядеться вокруг. Подумать. Искать. Пробовать.  А ещё, по прошествии какого-то времени люди начнут сильно скучать по присутствию в публике и ощущению сопричастности. Это будет уже другой мир, с другими приоритетами. Но люди останутся людьми. 

И вот тогда, театр, не подведи.

ЮРИЙ КВЯТКОВСКИЙ: «Катастрофа произойдёт, если все затянется»

Режиссер, художественный руководитель Росгосцирка.

Значит ли изоляция развитие новых направлений, пока рано говорить. В моей жизни кардинально пока ничего не поменялось. Надеюсь, что появится время для осмысления. Что-то в онлайне и останется. Театр уже выпускает премьеры онлайн. Но катастрофа произойдёт, если все затянется. Премьеры не на что будет выпускать.

ТАЛГАТ БАТАЛОВ: «Не нужно страдать, нужно использовать»

Театральный режиссер.

Это абсолютно уникальная ситуация, совершенно новый опыт. Точно не нужно страдать, нужно использовать. Ведь может быть такое, что ты не был, а казался. Это время на побыть с собой, его обычно очень мало, или мы сознательно от него бежим. Я в это время например понимаю что люблю театр ещё больше. Потому что я много танцую дома. Один. И это прекрасно. Всем советую. Книжки и сериалы все и так себе намутят. Я же всем советую один трек и танцевать — «Lose Yourself To Dance» Daft Punk Feat. Pharrell Williams.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: