На Международный театральный фестиваль им. А.П.Чехова лондонский театр «Сэдлерс Уэллс» привез попурри из балетов разных лет, поставленных легендарным Форсайтом. В театре Моссовета, открыв рот, сидела Татьяна Арефьева.

Наконец зал Чеховского фестиваля оказался действительно полон — и не театралами, а специалистами во всех областях искусств. Здесь в полной мере мы могли наблюдать феномен балетов Форсайта: спонтанные одиночные и групповые рукоплескания в самых неожиданных местах спектакля, охи, вздохи, стоны и никакой болтовни. Потому что этот балет (якобы без сюжета) увлекает покруче детектива.

Подробный разговор о теле и обусловленности внутренних процессов телесными проходил сначала в тишине или под едва слышные крики птиц. Ритмом служило дыхание танцовщиков и тихие щелчки языком в конце каждой фразы. Удивительно, но фразы заканчивались не там, где казалось зрителю, и это становилось еще одной загадкой мира Форсайта. 

Не успела публика привыкнуть к воистину тишайшему танцу, где ничто не отвлекает от математики сочленений, как после антракта грянул Рамо, самый дискотечный из композиторов барокко. Миниатюры перемежались затемнением, что считается одним из фирменных знаков мастера. Семеро танцовщиков сходились в тройках и дуэтах, в быстрых разговорах на языке тела. Чаще других аплодисменты срывал Рауф «Резиновые ноги», немецкий курд бибой. Его практически уличный, наглый брейкданс с налетом акробатической йоги смотрелся живо на фоне классической техники.

К уличной культуре отсылало и фэшн-решение Дороти Мерг, вечной художницы по костюму Forsythe Company. Она вспомнила рекламу Benetton из 90-х, United Colors, парадоксальные по тем временам сочетания гладкокрашеных одежд: зеленые брюки с розовой майкой, синяя юбка с горчичным свитером. Дороти взяла более сложные цвета, но идея у нее та же — надеваем, что придется и отправляемся танцевать. Разумеется, случайность сочетаний здесь обманчива. Низ, верх, перчатки выше локтя и кроссовки-носки, вызывающие жуткую зависть, находятся в полной колористической гармонии.

По факту, «Тихий вечер» оказался отчетной работой, каталогом открытий великого нарушителя балетного спокойствия, Уильяма Форсайта. Он постигал четкость и ясность в хореографии Баланчина. Он разбил классический балет. Его хореографические образы называют жестокими. Он строил движение, исходя из законов геометрии, заставляя тело служить им. И вот, после всех этих революционных лет он пришел туда, откуда ушел, в класс со станком и пуантами. Под Рамо он «заставил людей лучше видеть балет». Показал, чем может стать классическая техника, если не загонять ее к Вагановой, а пустить погулять в студии contemporary dance и на улицу, к парням, крутящимся на картонке под басы бумбокса.

Величие Форсайта непререкаемое и гипнотическое. Его старые и совсем новые работы, сведенные в одном спектакле, говорят о том, что учение его всесильно, потому что верно (как было сказано Лениным совсем по другому поводу).