Чтобы увидеть выставку, открытую ГТГ на Крымском валу к 125-летию Веры Мухиной, надо подняться на четвертый этаж и найти среди лабиринта с искусством прошлого века зал №24. Работы Мухиной вам наверняка встретятся уже по пути к нему. В постоянной экспозиции ГТГ их девять: «Рабочий и колхозница», «Крестьянка», «Хлеб» и другие «знаменитости». В «юбилейном» зале галерея собрала то, что обычно хранится в запасниках или недавно было отреставрировано, хотя и тут есть известные вещи. Из всех экспонатов мы выбрали пять: у каждого — своя история.

Портрет Мухиной работы Михаила Нестерова

Михаил Нестеров закончил портрет Веры Мухиной в 1940-м — и Третьяковка купила его тут же. С тех пор портрет побывал в Хельсинки, Дели, Бомбее, в Нью-Йорке, на Всемирной выставке в Брюсселе. Работу Нестерова галерея включила в персональную выставку к 100-летию Мухиной в 1989 году. В нынешней экспозиции он — на центральной стене зала, и скульптуры будто равняются на изображение своей создательницы.

Мухина и Нестеров познакомились в конце 30-х. Художник был очарован: «Она интересна, умна. Внешне имеет «свое лицо», совершенно законченное, русское… Руки чешутся написать ее». Согласие Мухиной — исключительное событие. «Свое лицо», отмеченное Нестеровым, для нее было не своим. В 22 года, катаясь на санях, она жутко разбилась: «кажется, треснул череп», «носа не было». Дома от нее прятали зеркала, но она ухитрилась разглядеть отражение себя обезображенной в лезвии ножниц. «Первым ощущением стало: жить нельзя. Надо бежать, уходить от людей», — сильный удар для юной девушки. Перенеся несколько операций, прежде «очень хорошенькая» Вера стала куда суровее во всех смыслах. Она сменила увлечение акварелью на серьезные занятия скульптурой, возненавидела фотографироваться, отказывалась быть моделью даже для знакомых художников. Но знаменитого портрета могло не быть по другой причине.

Мухина позировала за работой, лепя из глины большой бюст. Нестерову же от сеанса к сеансу все больше не нравилось, как она выглядит рядом с этим «глиняным истуканом». Интерес к портрету угасал. К тому же 78-летний художник немало времени и сил тратил, сам будучи моделью: как раз в это время его писал Павел Корин. Нестеров бросил портрет.

Но желание написать Мухину не пропало. Начав снова, Нестеров рещил писать скульптора по-своему. Мухина вспоминает: «Он сам приехал в мастерскую и выбрал работу, с которой я стою». Фигура человека-божества взлетает, словно оживая в руках создательницы, портрет наполняется движением. Нестеров ушел в работу. Мухина рассказывала: «Он работал со страстным увлечением, с полным напряжением сил, до полного изнеможения. Во время сеансов велась оживленная беседа об искусстве. Но когда он входил в азарт, все умолкало, он самозабвенно отдавался работе». Портрет Веры Мухиной работы Михаила Нестерова стал самым известным ее изображением. За работой ее больше не писал никто.

Борей

«Борей» — та самая работа Мухиной, которую для портрета выбрал Нестеров. Вообще эта скульптура была задумана ею как часть памятника челюскинцам. Возвращение с полюса челюскинцев, снятых со льдины советскими летчиками (они, кстати, стали первыми Героями Советского Союза), стало народным праздником; Моссовет объявил конкурс на проект памятника.

Мухина видела свою стремящуюся вверх композицию на островке между Москвой-рекой и обводным каналом. Постамент зеленого стекла должен был стать гигантским айсбергом. Борей, олицетворение бурного северного ветра, срывался с его вершины, потесненный не испугавшимися его людьми. Комиссии проект не понравился: чересчур символично, сказочно. 

Больше реализма было нужно комиссии, скульптору же хотелось сохранить Борея, воплощение полета и силы. Попытка найти компромисс потерпела неудачу уже на стадии рисунка. Изобразив «реалистичного» Борея как бородатого мужчину с развитой мускулатурой, Вера Игнатьевна была вынуждена констатировать: «Не от летчиков — от меня улетел повелитель ветров!».

Так и не став гигантским, «символичный» Борей улетает со льдины просто так, никем не теснимый. На выставке эта работа по левую руку от портрета, на котором запечатлено ее создание. Памятника челюскинцам в Москве так и нет. Мухина все же сделала проект, удовлетворивший комиссию, но после сама отказалась от него. Борея в композиции не было — был летчик в комбинезоне и пилотке, а также корабль, вросший в лестницу. «Не сумеешь отстоять выношенный проект, за второй лучше не браться: ничего хорошего не получится, — заключала Мухина. — Искусство не терпит насилия, даже в тех случаях, когда оно исходит от самого художника».

 

Узбечка с кувшином

Идею каждого памятника Вера Игнатьевна задумывала, сразу предполагая, где он будет стоять. Она мыслила как скульптор и архитектор: «Я чувствую себя на том месте, о котором идет речь, вижу улицы, которые будут пролегать, чувствую себя в плане, в пейзаже».

«Фонтан национальностей», по замыслу Мухиной, должен был замыкать Гоголевский бульвар. Место это сложное, тем более — для проектирования фонтана: одна сторона бульвара сильно выше, под низкой стороной — ручей, заключенный в трубу. Надо было учитывать еще, что напротив, на месте снесенного Храма Христа Спасителя, планируют возвести Дворец Советов. Мухина выбрала это место сама — в качестве своеобразной тренировки, «градостроительной штудии». 

Вот что вышло: «Форму фонтана спроектировала круглой, наиболее обтекаемой. Сильный рельеф местности – высокая правая и низкая левая сторона бульвара – продиктовал косой разрез основного бассейна на два маленьких с каскадом воды по всей линии разреза. По этой линии на четырех пьедесталах мною поставлены фигуры, изображающие народности нашего Союза. За каждым пьедесталом верхнего бассейна струи, бьющие вверх из фонтанирующих трубочек, образуют водные плоскости-ширмы, за которыми мерцают статуи, выступающие отчетливо по мере движения зрителя. В солнечную погоду эти водные завесы должны были сверкать своей радужной игрой струй».

Фонтан на бульваре так и не построили. На этом месте сейчас — павильон метро «Кропоткинская». Но одну из скульптур для проекта, фигуру узбекской девушки, несущей на плече кувшин, Мухина сделала в 50-сантиметровом варианте в бронзе. Гибкая, стройная, сильная «Узбечка» признается одним из лучших образцов мухинской пластики.

«Портрет врача А.А. Замкова»

Портретами Вера Мухина занималась в основном в перерывах между «монументальными» проектами, но это был один из ее излюбленных жанров. Она лепила летчиков и академиков, коллег-художников, семью. На выставке можно разглядеть несколько бюстов ее работы. Среди них — портрет сына Всеволода, и мужа, врача Алексея Замкова.

«С Алексеем Андреевичем я познакомилась в 1914 году, — вспоминала Мухина. — Это был молодой человек небольшого роста, кудрявый. Он тогда только кончил Университет. Потом он уехал на фронт добровольцем. И я его увидела только в 16-м году, когда его привезли умирающим от тифа». Шла война. Мухина, прервав занятия скульптурой, работала медсестрой в госпитале. Замков не умер — чудом. А выздоровев, стал позировать для скульптурного портрета медсестре Мухиной. В 1918-м они поженятся. «Он похож на Наполеона, победителя», — Мухина будет лепить его снова и снова.

«Портрет врача» с выставки —1935 года. Тут Замков скорей не победитель, а воин, уставший воевать. Врач-экспериментатор, по одной из версий — прообраз булгаковского профессора Преображенского, он создал первый в мире гормональный препарат. Однако вскоре после открытия исследования свернули. Замкова уволили из Института экспериментальной биологии в рамках «борьбы со знахарством». Неудачная попытка побега из страны обернулась для семьи административной ссылкой (Мухина следовала за ним). Затем — реабилитация, признание, известность — и вновь опала и разгром. В 1942-м, в 59 лет, Замков умер, не пережив второго инфаркта. Веры Мухиной не стало через 11 лет, ей было 64. 

Пастушок и старик

За всю жизнь Вере Мухиной удалось поставить лишь три памятника. При этом лично она смогла увидеть только один — памятник Горькому для названного его именем города. Еще один Горький, для Москвы, ее был только частично, задумка принадлежала Ивану Шадру. Мухина потратила немало сил, после смерти Шадра доводя его дело до конца. Открытие памятника она видела только по телевидению, сама в тот момент прикованная к постели. 

Третьим стал памятник Чайковскому возле Московской консерватории. Мухина описывала свой проект так: «Чайковский изображен в момент творческого вдохновения. Он как бы прислушивается к звукам земли русской, олицетворенной фигурой крестьянского мальчика, играющего на свирели. И звуки, созданные им, золотыми нотами бегут по решетке, звучат в струнах конечных арф. В памятнике нарочно дана двухфронтальная композиция, более портретная к улице и более лирическая к консерватории. Фигура темной бронзы, решетка чугунная со струнами и нотами золоченой бронзы. Камень - коломенский или тарусский песчаник, наиболее родственный русской средней полосе, в которой творил Чайковский. Фигура пастушка как бы вырастает из того же камня».

Комиссия приняла проект. Скульптура была готова и установлена. Но горожане, разглядев возле композитора пастушка, возмутились двусмысленностью: на второй же день посыпались анонимки. Постамент было велено срочно переделать. Мухина заменила пастушка на старичка — не помогло. Пришлось вовсе убрать олицетворение «звуков земли русской», а постамент прикрыть бронзовым «полотном». Теперь Чайковский мог бы прислушиваться к музыке, доносящейся, например, из окон консерватории. Но решения об установке так и не было. За четыре дня до смерти Мухина продиктовала письмо, в котором просила закончить и установить памятник. Монумент открыли через год после ее смерти, в 1954 году.