Тромбонист Делфио Марсалис, представитель знатной джазовой династии из Нового Орлеана, выступит в Москве. Впервые с сольным проектом.
Делфио Марсалис — самый скромный и незасвеченный из славной джазовой династии Марсалисов. Его брат, трубач Уинтон, например, носит неофициальный титул «Джазовый министр США». Другой брат, Бренфорд, играл в группе Стинга, снялся в кино со Сталлоне и вообще — знаменитость. Делфио, тем не менее, давно состоялся как тромбонист и продюсер. Накануне концерта мы позвонили музыканту, чтобы узнать, чего нам ждать на концерте и о связи с живой традицией настоящего джаза.

Кто сейчас играет с вами и какая программа намечается?
Барабанщик — один из лучших, Винард Харпер. Я с ним в последние годы играл довольно часто. А мы с ним начинали еще в 80-е. На тенор-саксофоне Стивен Гледни, молодой человек. Он из Нового Орлеана, и вроде на втором курсе в New School сейчас. Пианист — Ричард Джонсон, он иногда играет с Уинтоном. И контрабасист по имени Девид Пулфус.
Исполним, конечно, наш оригинальный материал. Но вообще я люблю когда в концерте разные стили, буквально от раннего джаза до самых современных течений. Новоорлеанские мелодии, грув, свинг. Стандарты тоже будут, но в новом виде — провокационном, я бы сказал.
Вы наконец добрались до Москвы, после Бренфорда и Уинтона...
Не совсем: я уже приезжал несклько лет назад! Правда не с сольным проектом, а в группе Элвина Джонса (выдающийся барабанщик, более всего известный по сотрудничеству с Джоном Колтрейном — А.Б.).
Концерт Элвина Джонса поразил всех. Что вы помните?
Реакция публики была сильной, да. А Элвин для меня — это абсолютный символ самого важного в музыке. Он на сто процентов отдает себя публике. Мы тоже стремились отдать всех себя. Элвин вообще был переполнен энергией.
Это слышно на старых альбомах Джона Колтрейна.
Да, безусловно. Но с Элвином такая штука — он в преклонных годах стал играть еще лучше. Серьезно! В зрелости ему открылись какие-то бездонные глубины. В шестьдесят он играл очень сильно. Но чему он научился у Колтрейна — взаимодействию с музыкантами и так далее — это просто другая история. Так что он мне пример: как можно развиваться всю жизнь, а не говорить, «вот чего я достиг в свои 30, вот каким я был клевым в 20».
Возвращаясь к Колтрейну. Ваш брат Бренфорд переиграл A Love Supreme, и, как он мне сам сказал, он решился на такой неоднозначный шаг и уговорил своих музыкантов мотивируя тем, что «даже если у нас ничего не получится, мы как музыканты станем лучше». Это потрясающее отношение к своему ремеслу, я считаю.
Да, и результат интересный. Многие критики у нас в Америке к такому были не готовы. У них ведь отношение такое: почему Бренфорд Марсалис играет такое важное и сложное произведение Колтрейна? Это невозможно, и какое он вообще право имеет? Вроде как это музыка Колтрейна — так оставьте ее Колтрейну! Странное отношение, потому что классические музыканты играют же тысячи раз произведения Баха и Моцарта, а Колтрейн для джаза — это безусловная классика. И для тенор-саксофонистов особенно! Как для нас, тромбонистов, важен Джей Джей Джонсон.
Расскажите о своих влияниях: Джонсон, Кертис Фулер?
Ну да, все великие. Мне посчастливилось поучиться немного у Кертиса. Он мало того, что играл идеально, у него еще был тон такой приятный, чистый, светлый, радостный. Я никого никогда не хотел копировать, но всегда хотел играть именно чистым и светлым звуком.
Вы вроде бы знакомы с Игорем Бутманом, который вас пригласил в Сочи и в Москву?
Да, мы учились в Беркли. Он был очень серьезным студентом. И до сих пор относится серьезно к музыке и традиции. Это здорово, что есть такие люди в Европе. Потому что европейские исполнители вообще как бы стараются оторваться от традиции. Надо искать новое, безусловно, но в джазе все — это свинг, грув и блюз, без этого просто никуда, это надо знать. Я как-то сказал Элвину Джонсу, что-де я слишком играю внутри традиции, хочу уйти куда-то. Он ответил, так вальяжно: «Эээ... когда ты наконец хорошо поймешь традицию и все ее стороны, ты сможешь идти куда угодно». То есть не играешь ты внутри традиции, на самом деле. Так что не выпендривайся! Я не хочу звучать как тромбонист 30-40, это невозможно ненужно и скучно. Но все-таки...
А из современных американских джазменов кого вы цените?
Конечно, Кристиана Скотта (трубач, выступал в Москве с Маркусом Миллером, — А.Б.). Он из Нового Орлеана. Он знает традицию и играет что хочет. «Тромбон» Шорти очень хорош, просто он как-то слишком хорошо разбирается в чаяниях публики и умеет ее развлечь. Но у него очень серьезный талант, он еще может развиваться. Николасу Пейтону (трубач, — А.Б.) подвластны все стили. Вундеркинд: играл со мной в 16 лет. Уинтон мне его тогда сосватал: возьми, говорит, парня, мне второй трубач не нужен. У Николаса новоорлеанское чувство в музыке: радость. Это вообще про всех нас, новоорлеанцев: любим веселье. Луи Армстронг таким был.
Дежурный вопрос: за что вы любите тромбон?
Потому что это самый сексуальный инструмент (смеется).