На этой неделе «ЧайФ» дает концерты в «Горбушке». А в январе должен выйти новый альбом екатеринбургской группы. Об этом и многом другом лидер «чайфов» Владимир Шахрин рассказывает читателям «ВД».

– Владимир, вы всегда так спокойны, доброжелательны. Вы никогда не отказываетесь от общения?

– Последний раз это было три дня назад в Екатеринбурге. Мы договорились с телевизионщиками, что расскажем о зиме, о Новом годе. А накануне нас попросили сыграть концерт на Кубке России по сидячему волейболу. Мы, конечно, согласились выступить для этих мужественных людей с трагическими судьбами. Приехали 8 команд со всей России, наш пресс-атташе пригласила ТВ, чтобы привлечь внимание к событию и рассказать о спортсменах. На следующий день я спрашиваю: «Могу я узнать, был у вас вчера репортаж с чемпионата?» Говорят: «Мы не смогли приехать». Зато этот канал каждый день в новостях показывает одну чернуху, у них там сплошные трупаки. Я сказал: «Знаете, наши взгляды на телевидение резко различаются. Вы меня извините, я не хочу с вами разговаривать».

– А в начале карьеры, когда нужна была раскрутка, вы бы так поступили?

 – Тогда я был еще более непримиримым. Мог отказаться говорить с журналистом, которому не нравились мои песни. У меня никогда не было маниакального желания попасть в телевизор. Да и в шоу-бизнес тоже. Мне хотелось быть «парнем с гитарой». А потом получилось, что кто-то хочет видеть этого парня на экране, слышать, о чем он говорит.

– А вот недавно появилось сообщение о том, что вы подрались с журналистом.

– Да, это было на гастролях в Тюмени.  Приперся пьяный с любовницей, пообещал ей, наверное, что вот сейчас они будут водку с «чайфами» пить. И мы культурно – на протяжении полутора часов! – объясняли, что не собираемся этого делать. Под конец он спросил: «А г‑где мес-сто за вашим столиком для ж-ж-журналистов газеты, которая представляет 27-миллионную аудиторию?» Ему сказали: «На коврике в коридоре твое место». И он решил, что последний способ реабилитироваться перед девушкой – начать махать кулаками. Охрана гостиницы не реагировала на наши просьбы утихомирить этого человека. Как нам сказали, он сын какого-то большого тюменского начальника и всегда ведет себя так похабно. Я прекрасно понимал, что наутро он протрезвеет и напишет, что вот, пришел взять интервью, а зажравшиеся жлобы его оскорбили…

– Так вы его избили?

– Нет, драки-то особой не было, всего несколько ударов. И потом, он здоровенный детина, который, как он сам сказал, занимался боями без правил. Мы, можно сказать, «оказывали посильное сопротивление».

– Готовясь к интервью, я вдруг поняла, что не знаю вашего отчества. Мало того, я его нигде не смогла найти. Это нормально, что вы «просто Володя»?

– Чаще меня называют Владимиром. В Екатеринбурге могут подойти люди 25 – 27 лет и сказать: «Ой, дядя Вова, здравствуйте, а я вот десять лет назад был на вашем концерте…» В замечательном фильме «Подранки» была такая фраза: «У каждого пацана должен быть взрослый мужчина, которому он может сказать «ты». А потом – и это не кокетство, – я ощущаю себя 27-летним.

– Чем сейчас занимаются ваши дочери?

– Обе учатся. Старшая, Юля, на 4-м курсе Лесотехнической академии, а Даша поступила в Гуманитарный университет. Юля еще работает в рекламной фирме, супервайзером вроде бы – я этих терминов не знаю. Но мне очень приятно, что в 20 лет человек понимает, как достаются деньги.

– Вы все вместе живете?

– Год назад сказал: «Ну ладно, думаю, скоро куплю вам по однокомнатной квартирке…» Они насупились: «Отселить нас хотите? Избавиться? Из дома выгоняете?» Это надо было видеть! Мы хорошо уживаемся, все споры заканчиваются на «предконфликтной» стадии.

– Какие из наших команд вам нравятся?

– По-прежнему люблю в машине послушать «Аквариум». С удовольствием переслушал «ва-банковскую» пластинку «Босиком по луне», с интересом – два последних альбома Гарика Сукачева. Очень понравился диск «Текилы» «Выше осени». Мне интересно, как делают музыку украинские группы, у них совсем другой подход. Иногда слушаю советскую эстраду 70-х, какие-нибудь «Поющие гитары». Люблю эстраду 40 –  50-х годов, у меня дома два патефона. В Екатеринбурге патефонные пластинки можно купить за три рубля.

– Приезжаете в Москву на концерты зарубежных музыкантов?

– Приезжал на Rolling Stones. С удовольствием бы сходил на Рэя Чарльза, но не совпало. А в Екатеринбурге недавно смотрел Deep Purple. Если бы жил в Москве, наверное, ходил бы на всех.

– А почему не живете?

– Мне нравится Москва. Нравится здесь быть два-три дня. И у меня ощущение, что Москва отвечает мне взаимностью, потому что мне от нее ничего не надо. Я ничего не хочу урвать: ни жилплощадь, ни пособие. Но сотни тысяч приезжают сюда именно за этим. И эти озлобленные, неустроенные люди создают впечатление, что все здесь такие нервные, агрессивные, зачуханные. Я встречаю тех, кто сюда переехал: они что, в театр часто ходят? В музеи? Да нет, я чаще хожу. Снимают квартиру где-нибудь в Митине и, высунув язык, бегают, чтобы заработать лишние сто долларов. Все силы тратятся на расталкивание других локтями. Мне нравится более спокойный образ жизни.

– В «Горбушке» вы будете играть программу «За полшага». За полшага до чего?

– Я думаю, до Нового года. Мы сейчас записываем принципиально новый альбом. Пытаемся «вклиниться» на территорию других жанров: немножко джаза, немножко электроники, чуть-чуть хип-хопа. Привлекаем молодежь. Одну песню в качестве саундпродюсера полностью сделал 18-летний мальчик. 

– Вы собираете свои записи? У вас есть архив?

– По всему дому тьма бумажек. Лежат в каких-то коробках. Куда все это девать? И я придумал: надо купить сундук! А потом кому надо – пусть разбирают.

– Неужели ваше мироощущение не меняется?

– Не могу сказать, что в моей жизни произошло что-то глобальное, за исключением того, что дети стали очень серьезно взрослеть. Были девочками, стали девушками. А друзья у меня те же, ценности те же: любимое дело, друзья, семья, музыка. Может, безделушек стало в доме чуть больше. Я люблю старые вещи покупать. На свердловском блошином рынке про меня легенды ходят (смеется).

Мы много эмоций отдаем, но и много получаем взамен. Вот нам говорят: «Вы стали не такие агрессивные». А у нас нет повода для агрессии, для озлобленности на мир. Он относится к нам лояльно.