Пять лет назад ее песни (или арии?) наперебой крутили все радиостанции мира, в равной мере поражая воображение любителей оперы и тех, кто слушает только популярную музыку. Потом неземной голос Эммы Шаплин почему-то исчез из эфира…

Таинственная французская дива не снимала клипы, не давала концертов и не спешила записывать новые вещи. И только в этом году Эмма впервые отправилась в гастрольный тур. 22 декабря она будет петь в Москве. Накануне гастролей в России Эмма Шаплин ответила на вопросы «ВД».

 

– О вас пишут, что в детстве вы совсем не интересовались музыкой. Как получилось, что вы начали петь?

– Я проводила много времени в компании мальчишек – играла в футбол, лазила по деревьям. Но при этом была очень застенчива: боялась шуметь и уж тем более петь. Но когда мне было одиннадцать лет, я услышала арию Царицы ночи из моцартовской «Волшебной флейты». И поняла, что хочу петь.

– Говорят, что начинали вы в рок-группе...

– В юности я действительно пела хард-рок. Он давал свободу, которой мне не хватало раньше. Но это жанр с радикальными традициями, он ведет к серьезным изменениям голоса, который тебе дан от природы. А я хотела учиться классическому вокалу и поступила в Парижскую консерваторию. Однако долго там не выдержала: формальное обучение быстро разочаровало меня и я уехала в Нью-Йорк. Работала официанткой и пела ритм-энд-блюз. Он требует от исполнителя оперной мощи, и этот опыт помог мне найти собственный стиль.

– Почему вы не поете в опере?

– Отчасти это дело случая. Очередной консерваторский преподаватель обвинил меня в слишком вольном обращении с материалом арии. Это окончательно убедило меня в том, что я должна использовать голос таким образом, чтобы наиболее полно выразить себя.

– Смешение классики и поп-музыки нравится не всем. Что вы отвечаете критикам?

– Я обожаю итальянских композиторов и предпочла бы исполнять оперы в их оригинальной форме. Но соединение романтики итальянской оперы и электронных ритмов позволяет создавать атмосферу волшебного сна.

– На последнем альбоме вы поете на староиталь­янском. Откуда пришла мысль выбрать язык Данте и Боккаччо?

– Язык этой эпохи звучит для меня естественно. Итальянский – это язык эмоций. Я хотела создать что-то вне времени, пространства, вне реальности. Поэтому тексты к альбому «Etternа» написаны на староитальянском. Я хочу петь так, чтобы музыка слов превосходила их буквальное значение, чтобы люди просто слушали песню и представляли себе все, что они хотят. С этими песнями вы словно переноситесь из прошлого в будущее...

– Вы сама сочиняете музыку и стихи?

– Весь материал нового диска я написала сама. Есть исполнители, которые сочиняют по 50 песен, а потом выбирают лучшие для пластинки. Для меня важнее написать одну песню, но такую, чтобы она полностью выражала чувства, которые я испытываю в этот момент. Первой была «La Notte Etterna». Это квинтэссенция альбома, вобравшая в себ понемногу от всех остальных композиций. Она по-своему оптимистична и полна надежд, но они заключены не в словах, а в мелодии. Иногда музыка раскрывает смысл точнее, чем слова. Мне легче общаться с людьми с помощью пения.

– В хит-парадах некоторых стран ваш первый альбом опережал пластинки Селин Дион и Мадонны. Что вы думаете об этих певицах?

– Возможно, у нас есть что-то общее, но все же мы очень разные.

– Кто ваш кумир в музыке?

– Джузеппе Верди.

– А на современной сцене?

– Люблю Карлоса Сантану. И «Red Hot Chilli Peppers» – их я слушаю, когда нахожусь в депрессии.

– Не собираетесь ли вы попробовать себя в других жанрах: кино, модельном бизнесе?

– Я многое перепробовала, прежде чем вышел мой первый альбом. В том числе работала моделью. Но я всегда хотела петь.

– Ваш сценический имидж – романтический. А какая вы в жизни?

– С 1997 года после успеха альбома «Carmine Mеo» в моей жизни многое изменилось. И так стремительно, что у меня почти не было времени подумать о том, что происходит. Успех влечет за собой множество неудобств, и на меня это очень давит. Во время гастрольного тура кажется, что живешь в самолетах, порхаешь из конца в конец света. Это ужасно утомляет. Но я не хочу сказать, что моя жизнь – трагедия. Трагедии мне нравятся только как часть истории!

– Родители были против вашей артистической карьеры. Что они говорят сейчас?

– Мой отец был полицейским, мать – секретарем. Они были против того, чтобы я брала первые уроки вокала, и даже не разрешали петь в школьном хоре. И я их понимаю: они просто беспокоились за меня и хотели, чтобы я нашла «серьезную» работу. Теперь они гордятся моими успехами.

В Москве вы будете петь с великими оперными баритонами Пласидо Доминго и Хосе Каррерасом. Это ваше первое сотрудничество?

– Да. Насколько я знаю, Доминго и Каррерас также впервые выступят вместе в Москве. И всего второй раз в своей карьере: их единственный «Рождественский концерт» состоялся в Вене. Я уже видела эскиз московских декораций – это что-то невероятное! Театр, сцена, ложи, хрустальная ель будут покрыты инеем, который переливается всеми цветами. Это будет самое необычное Рождество в моей жизни!