В России продолжается бум биографической литературы. «ВД» рекомендует пять самых любопытных из недавно опубликованных биографий. 

Константин Сапожников. «Уго Чавес»

Тело еще, можно сказать, не остыло, а уже в «ЖЗЛ»… Если серьезно, этот человек, конечно же, заслуживает жизнеописания, особенно в нашей стране. Потягаться с ним в харизматичности мог бы разве что Фидель Кастро. Две биографии президента Венесуэлы у нас уже выходили. Эта пока самая полная и актуальная. Автор, журналист-международник, наполнил страницы фантас­тическим количеством информации и колоритной фактурой. Минусы начинаются, когда отношение к герою переходит в безудержное обожание. Наверное, если бы сам Чавес успел написать мемуары, получилась бы яркая книга, поскольку у него было и чувство юмора, и образное мышление... Неудивительно, что самые выразительные фрагменты этой биографии – цитаты из интервью Чавеса. На вопрос о счастье он отвечает: «Хотя бы на день стать мальчиком, каким я был». А по поводу того, чем займется, уйдя из политики, признается: «Стану учителем в начальной школе». Проверить уже не удастся.

М.: Молодая гвардия


Антонина Пирожкова. «Я пытаюсь восстановить черты»

Эта книга – открытие нового имени и не известной пока публике уникальной женской судьбы. «Вот вы, молодая и образованная девица, провели с довольно известным писателем целый день и не задали ему ни одного литературного вопроса. Почему? — Он не дал мне ответить и сказал: «Вы совершенно правильно сделали». Позже я убедилась, что Бабель терпеть не мог литературных разговоров и всячески избегал их». А во время знакомства пытался уверить: «Если женщина — инженер, да еще и строитель, она должна уметь пить водку». Ей пришлось выпить и не поморщиться. Антонина Пирожкова была необычной писательской женой. Когда Бабеля арестовали, не предала. Добилась его реабилитации и смогла сохранить все, что он написал. Но в отличие от многих не растворилась в нем. Она – легенда московского метро: обе «Киевские», «Площадь Революции», «Маяковская», «Павелецкая» — ее работа, как и единственный отечественный учебник по метростроению. До глубокой старости (Пирожкова умерла в 101 год) сохранила фантастическую память на имена и детали. Поэтому так интересно читать ее воспоминания о самых выдающихся людях и событиях эпохи.

О Бабеле — и не только о нем. – М.: АСТ


Хлоя Фокс. «Александр МакКуин»

Про таких, как он, говорят: прожил короткую, но бурную жизнь. По легенде, первое платье сын таксиста и учительницы из восточного Лондона нарисовал в три года. В шестнадцать бросил школу и стал учеником закройщика. Дальше начинается череда скандалов, шокирующих идей, вызывающих поступков. Его вдохновляли душевнобольные, проститутки викторианской эпохи, вампиры, Джек Потрошитель и прочая мрачная романтика. Публика закатывала глаза, модные критики ужасались и нетерпеливо ждали следующего показа. Высказывания Маккуина давно разобраны на цитаты, в книге они использованы как эпиграфы к главам: «Нужно, чтобы одежда была немного порочна», «Важно смотреть в лицо смерти, потому что это часть жизни». Эта книга — больше чем жизнеописание кутюрье. Получился портрет, собранный из мозаики придуманных им образов, впечатлений, воспоминаний и великолепных иллюстраций, выполненных лучшими фотографами мира. «Я хочу быть создателем такого силуэта или такого кроя, чтобы, когда я умру, люди знали — XXI век начинается с Александра Маккуина». Сказал – и сделал!

Пер. с англ. — М.: СЛОВО/SLOVO


Нильс Торсен. «Меланхолия гения. Жизнь, фильмы и фобии Ларса фон Триера»

Не самый счастливый ребенок в двенадцать лет назвал себя гением. Вот и приходится всю жизнь соответствовать. Теперь он – самый обсуждаемый современный режиссер. От странного датчанина ждут откровений, провокаций, шедевров, провалов. Он старается оправдать все ожидания. Книгу можно считать удачной попыткой «биографического» психоанализа с непредсказуемым результатом. Все, как это часто бывает, начинается с детства, которое и в датском королевстве может быть не самым благополучным: страхи, комплексы, фобии – все о­тсюда. Хотя, возможно, так и получаются истинные творцы. Автор признается, что испытывает к своему герою неоднозначные чувства — от раздражения до жалости. Поэтому искренне старается разобраться в его метаниях. «Раз уж дома никто не хотел Ларса воспитывать, ему приходилось делать это самому — и он стал строгим воспитателем. Это стало своего рода рефлексом — брать на себя любую попадающуюся на жизненном пути ответственность».

Пер. с датского. – М.: Рипол классик


Василий Борисов. «Зворыкин»

Так получилось, что мы подарили Америке телевидение, точнее — его создателя. Готового, даже учить не пришлось. В судьбе Зворыкина много символического. Талантливый инженер, наследник купеческого рода потомст­венных мукомолов, увлекся «дальновидением» в 1910-м. В Первую мировую налаживал радиосвязь в армии. Уехал в Америку сразу после революции. Практический ум подсказывал, что с новой властью дела иметь не стоит. За океаном его идеи оценили не сразу, пришлось доказывать, что у изобретения огромный коммерческий потенциа­л. Потом все наладилось, Зворыкин получил признание и деньги. Но что-то его беспокоило: человек православный, он з­авещал р­азвеять прах над любимым озером. Возможно, ужаснулся тому, что принесло в мир его изобретение. Еще двадцать лет назад фамилия Зворыкин не вызывала в России никаких ассоциаций. Первые публикации начали появляться в конце 80-х, когда приближался его столетний юбилей. В последнее время появился и телефильм Леонида Парфенова, и публикации. Автор этой книги – ученый, коллега героя, собирал материал в архивах и знает свой предмет досконально. 

М.: Молодая гвардия