Детский центр Музея Москвы начал новую жизнь в конце лета с приходом туда новой команды. «ВД» поговорил с новой заведующей сектором детских направлений Анной Шмитько о том, каким становится детский центр музея, о страхе и помощи, бабушках у подъезда, прохожих, купцах, археологах, спектаклях, средневековых дискотеках с лютней и без и снежных крепостях во дворе.

А. Ш.: Я пришла в Музей Москвы в августе 2014 года. До этого системно детским центром музей не занимался. По сути, центр был коллектором, сборником разных мастер-классов, за которые музей платил, но не получал почти никаких дивидендов. Главное — не было системного подхода, программы развития. Понятно, что такое пространство, стоящее все время пустым, — нонсенс.

— Чем вы занимались до этого?

— Полтора года назад мы с Володей Долгим-Рапопортом сделали спортивный детский центр #tagsport. Основной нашей идеей было, что спорт можно любить, а не вынужденно им заниматься. Это опровержение установки, что спорт — преодоление и страдание, ломка здоровья и жизни.

— За этим стоит какая-то личная история?

— Нет — кроме того, что к тому моменту у меня уже была дочь, которую можно было отдавать в секцию, и сын почти дошел до этого возраста. Дочь долго просила меня отправить ее в цирковую школу. Ей исполнилось семь, ее взяли. Весь первый месяц она приходила с занятий — трижды в неделю — с зачеткой, где каждый раз одним и тем же почерком было написано: «Не терпит боль». В моем представлении ребенок не обязан терпеть боль. Чаще всего получается так: каждый из нас был ребенком, у многих уже есть дети, и мы думаем, что знаем о детстве почти все. Но у нас нет единственного правильного способа подготовки детей. Для каждого главная норма — он сам. Получается, что детский центр — это место, где ты все время сталкиваешься с чужими нормами. Одним родителям хочется, чтобы с их детьми занимались молодые девочки, другим — почтенные бабушки, все хотят разного.

От краеведения до урбанистики

— А что вы придумали в Музее Москвы? 

— Когда мы пришли сюда, мы решили, что главный бонус, которым обладает музей, — это краеведческая история. Этим в музее занимается Городское экскурсионное бюро. Первое, что мы запускаем, — цикл детских занятий про историю Москвы, который готовит Лариса Скрыпник, автор великолепных книжек про Москву и экскурсовод. И она умеет историю города рассказать в небольших забавных и интересных эпизодах. Вот, например, есть выражение «На всякий пожарный»: оказывается, были бочки с водой рядом с домами, которые стояли «на всякий пожарный» случай.

Итак, краеведение — первая часть. Кроме того, мы учитываем самые разные стороны жизни современного города, нам важны урбанистика, культурология, взаимоотношения с мигрантами — и мы пытаемся говорить обо всем этом с детьми. С Высшей школой урбанистики и при помощи креативного агентства «Мост» мы разработали игру «Москва: модель для сборки». Пока это большая карта, на которой дети «играют» в представителей разных слоев населения. Есть пенсионеры, родители ребенка, застройщик-девелопер, учитель, врач, представитель малого бизнеса, работник офиса… Задача играющих — за 20–30 минут решить, как застроить новый район Москвы. Мы разбираем, например, какие-то стереотипы о людях, которые живут в городе. Например, правда ли, что есть бабушки у подъезда? Ведь фактически нет. Как можно классифицировать жителей Москвы? Как понимать, кто идет тебе навстречу, кто живет в твоем дворе? Когда об этом начинают говорить дети, это вдвойне важно. Мир взрослого и мир ребенка фактически пересекаются только дважды в день, утром, когда мы отправляемся в школу или детский сад, и вечером, когда мы встречаемся дома. Остальное время мы существуем в разном городском контексте, где нас окружают разные люди. Про это разговаривать с детьми важно и нужно. С ними же мы говорили о том, как меняется город ночью, почему мы считаем его более опасным, почему ночью не стоит гулять. Музей про город должен говорить о городе. В эту игру играют дети от 8 лет и старше.

— А вообще как на занятиях дети делятся по возрастам?

— Есть принцип разновозрастности. 2–3–4 года — временные рамки, в которых для детей разница в возрасте если и чувствуется, то идет скорее во благо, особенно если правильно ее использовать. Вот, например, в детской студии искусств, которая работает у нас тут по воскресеньям, изучают историю искусств от наскальной живописи — берут аутентичные материалы, разбирают, кто, как, зачем делал изображения на камне, а потом моделируют искусственную пещеру и делают такие изображения, ходят по пещере с фонарем, все рассматривают. Или строят прямо в детском центре большую Вавилонскую башню, делают Троянского коня. И самый младший ребенок в этой группе — мой 4-летний сын, а самые старшие дети — те, что приходят с младшими братьями и сестрами, им около 12 лет. Для 12–16-летних работает отдельная группа. Есть курсы для совсем маленьких. Например, курс «Пластилиновая Москва». Это краеведение и развитие мелкой моторики.

Есть курсы для тех, кто повзрослее. Например, Киношкола Томы Селивановой. Ее курс — три месяца, финальный показ у них будет в Центре документального кино, с которым мы также готовим большую программу детского кинотеатра по субботам. Возраст учеников киношколы — 12–16 лет, довольно сложная аудитория, чтобы их увлечь, требуются очень серьезные усилия.

Недавно мы придумали курс, который мне очень нравится, «Безопасный город». Мы взяли в помощь три группы специалистов: психологи, врачи и поисково-спасательный отряд «Лиза Алерт». Врачи помогают рассказать детям, что делать, если что-то произошло, ты навредил себе, покалечился. Базово — это первая помощь. Но детям сложно рассказать про накладывание шин и прочее. Главное, что нужно им дать понять: если что-то случилось, надо любым способом достучаться до любого взрослого. Вторая часть, которую приготовили психологи, — о том, как разговаривать с незнакомцами. Если быть честными, — как не разговаривать с незнакомцами. Главный тезис: взрослый никогда не попросит помощи у ребенка, взрослый попросит помощи у взрослого. Если взрослый просит помощи у ребенка при наличии других взрослых, задача ребенка — либо не входить в контакт, либо переадресовать этот вопрос другому взрослому. Это не моделирование страха перед незнакомцами, это разработка системы действий. Об этом же — самый сложный, на мой взгляд, курс: что делать, если ты потерялся. Это последний модуль, который делает «Лиза Алерт». Количество детей, которые теряются, огромно. Рассказать о том, что делать, если ты потерялся, — очень важно. Ребенка в момент потери охватывает страх, но если ему заранее рассказали алгоритм действий, есть шансы хоть немного купировать этот страх. Это очень важный блок, мы хотим сделать его бесплатным для города, открытым, с ограниченным количеством мест. У курса разные возрастные группы. Самые маленькие теряются или остаются одни, если мама вышла в магазин или в торговом центре она зашла за угол. Это 5–6–7 лет. Дети от 8 до 12 лет — вторая группа «Безопасного города», они уже оказываются в ситуации самостоятельного перемещения. Для старших мы пока не готовы делать группу, это требует большей подготовки. Почему Музей Москвы должен заниматься такими вещами? Потому что он — музей большого города, который живет по таким правилам, где дети остаются одни, теряются. Нам хочется помочь детям ориентироваться в этих законах.

— Вы упомянули бесплатные занятия. Остальные программы — платные?

Да, занятия платные. Есть льготные условия для покупки абонемента. 1500 рублей за месячный курс. Отдельные занятия — 300 рублей.

«Здесь тебе расскажут много такого, чего не расскажут больше нигде»

— Что вам важно, чтобы люди понимали про ваши курсы?

— Есть несколько важных пунктов. Мы в центре, сюда легко добраться. Здесь замечательные научные сотрудники. Здесь сейчас базируется Музей археологии Москвы, пока их основное здание на реставрации. Скоро переедут — будем по ним скучать. Они делают фантастические программы про то, как стать археологом. Или музей «Английское подворье». Эти люди могут придумать образовательную программу из любого винтика. Нет, это не сумасшедшие альтруисты. Но их мозг заточен таким образом, чтобы все время подкручивать, все время находить какие-то новые детали к той системе дополнительного образования, которая — кособоко и криво, но функционирует в городе. Потому что музей, и детский центр Музея, и все детские музейные программы — это все пока плохо выстроенная, но очень важная система дополнительного образования. Насколько я помню себя в детстве — с помощью таких вещей я и получала свои самые важные знания.

— Можно ли говорить, что с конца августа до нынешнего момента изменилось что-то важное? Что уже получилось, что нет?

— Дети всегда одни и те же. Конечно, их стало больше. Мы проводим здесь дни рождения с музейными программами. Приходят целые классы. Проходят кинопоказы. Но главное — люди привыкают, что здесь все время что-то есть, сюда можно прийти и как-то интересно провести время. Мы хотим разрушить стереотип, что музей — это когда тебя с классом куда-то привели и больше ты там никогда не появился. Наша задача — вот тут, у выхода, успеть рассказать тем, кто готов был уходить, что музей — это не только то место, где с тобой ходит учитель и класс, и где тебе показывают экспозицию, и в конце ты почти засыпаешь. Что музей — это место, где тебе могут рассказать очень много интересного, такого, чего тебе больше нигде не расскажут. И как раз для того, чтобы рассказывать, здесь и работают все эти невероятные люди. Когда я пришла сюда, я ходила совершенно влюбленная, с сумасшедшими глазами.

«Запустили 3 или 5 процентов»

Когда я пришла, первое мое мероприятие было «Москва на асфальте». Традиционное мероприятие, оно проходит в последний день каникул. Все собираются, рисуют мелками. Мы позвали наших сотрудников рассказать о своих программах. Археологи прямо во дворе устроили раскопки и инсценировали купеческую торговлю. Я прихожу со сметой перед мероприятием к археологам, там стоит: шапочки для купцов — по 6 копеек. Я говорю: «По 6 копеек?» Мне: «Да-да, которые по 6 копеек». Я: «Что вы имеете в виду?» — «Как. Те что с меховым отворотом, — они по 8 копеек. А это обычный, ситцевый отворот — по 6 копеек». Конец XVI века. В то время они были по 6 копеек. У них единое  время-пространство: и шапочки по 6 копеек, и их новое отремонтированное здание, которое они вскоре открывают, на Манежной площади. Или «Английское подворье». Говорят: сейчас мы вам поставим дискотеку XVI века, без лютни. С ними очень интересно, и детям с ними очень интересно.

— Вы уже подводите итоги, понимаете, что удалось, а что нет? 

— То, что мы запустили, — 3 процента, 5 процентов из того, что было задумано. Разом все реализовать невозможно и не нужно. Мы приняли для себя то, что в том числе наша задача — стать культурным центром, как были ДК, только в масштабах города. Не в том смысле, что мы готовы пропускать через себя такие невероятные количества людей. В том, что мы должны знать: то, что мы даем, полезно, интересно, здорово для всего города.

На День города мы строили во весь двор пенопластовый город. Дети возились весь день — была модель-конструктор, получилось очень красиво: корабли, высотки. На второй день я с утра пришла и увидела, что все, что дети накануне построили, абсолютно разрушено, подчистую. Я стояла и рыдала. Просто был День города, просто люди гуляли. И рядом стояли мои коллеги и говорили: да ничего, так все время бывает. Сегодня все отстроят заново, вот увидишь. И через три-четыре часа тут снова был фантастический город с новыми кораблями и высотками. Мне эта история показала, что и программы наши будут так устроены. Мы решили работать проектно. Есть проект, он длится 3–4 месяца, мы заканчиваем его и решаем, развивается он дальше или нет. В Москве быстро все меняется, хочется много нового рассказать. И ребенок может, например, за год побывать на нескольких программах и многое узнать.

Планы к Новому году

— Что вы готовите к Новому году?

— Мастерская анимации к Новому году устроит показ того, что было сделано. Это пластилиновая анимация. Есть большая история, посвященная недавно открывшейся в музее выставке о советском детстве. Ты смотришь на эту экспозицию и, с одной стороны, есть радость узнавания, а с другой — ты понимаешь, что эти старые вещи — твои ровесники или чуть тебя старше, и ты сам уже не очень-то новый. В рамках выставки мы будем играть в советские игры — колдунчики, резиночки. Будет большой цикл игр, с рассказами, откуда они взялись, почему где-то они назывались так и где-то иначе. Запускается мастерская советской елочной игрушки. Все видели эти игрушки — они делались из ваты, из фольги, из чего угодно, но были при этом очень крутые. Шишки золоченые, гирлянды — к Новому году будет очень славно. Мы делаем спектакль с выпускницей Кирилла Серебренникова Женей Беркович и актерами «Гоголь-центра»: будет общее театральное пространство, в котором ты — участник и зритель одновременно. Это детский спектакль, мы будем показывать его 27–28 декабря. 20–21 декабря вместе с благотворительным фондом «Галчонок» мы делаем здесь праздник «Взятие снежного городка».

— А будет ли снег?

— Вот. Мы думали-думали: каждую зиму мы встречаем словами, что это неправильная зима, нету снега и так далее. Мы решили: в конце концов, мы хотим сделать большой праздник. Мы решили пригнать снежные машины и пушки, привезти сюда снег, если его не будет. Фактически мы хотим подарить городу два дня настоящей зимы. Мы хотим строить снежный город, снежную крепость, играть в снежки, хотим лепить снеговиков. Тогда же, 21 декабря, здесь будет большой благотворительный фестиваль, можно будет совместить приятное с полезным. Пока это еще под вопросом — но хотим сделать «Уголок маленькой разбойницы», чтобы были голуби и олень. Будем делать здесь ледяную горку — хотим, чтобы люди приходили с санками, ледянками. Все, что ты делаешь, должно быть устроено таким образом, чтобы ты был рад сам себя на это позвать.