15 ноября на площадке «Культурная столица» пройдет очередной концерт нового бескомпромиссного проекта «Добрые люди злые песни», или «ДЛЗП». А зимой (дата уточняется) должно состояться еще одно громкое музыкальное событие — концерт объединения «Три композитора». О «ДЛЗП», объединении «Три композитора», концертах молодых композиторов и современной музыке VashDosug.ru поговорил с автором проектов Иваном Кушниром.

— Расскажите, пожалуйста, о проекте «Три композитора», что он из себя представляет?

— Это авантюрный проект энтузиастов, финансируемый за счет собственных средств его создателей, поэтому он прошел только один раз. Тот концерт, который мы делали, был дико дорогой. Там было много аппаратуры, например, мы сами привезли туда четыре камеры, рельсы для них, чтобы снимать видео-проекцию со всех ракурсов, кучу звукового оборудования и еще много чего. За то, что этот концерт состоялся, мы благодарны продюсерскому центру «КонтАрт», который вписывается в такие сумасшедшие, творческие, но малоприбыльные проекты.

— Расскажите, пожалуйста, об авторах этого проекта.

— «Три композитора» — это я, Илья Демуцкий и Александр Карпов. Но не исключено, что через неделю нас будет девять, а через месяц –— двое, а потом — пятьдесят. Я бы не стал пока называть это громкими словами типа «коалиция», «каста» и так далее. Мы — спонтанное образование, наш проект — импровизационный, что очень радует. В нем нет спланированности, акционизма, это простой творческий процесс. Мы все знакомы давно, с Ильей даже жили по соседству и учились у одного педагога по композиции — Игоря Ефимовича Огарева в Консерватории. С Сашей мы познакомились чуть позже и долгое время делали с ним хардкор и тяжелый металл. Наши дороги то пересекались, то расходились, мы стали встречаться реже и реже, и за очередной спонтанной чашкой чая подумали: жизнь начинает засасывать нас. И мы решили «что-нибудь замутить».

— А о чем этот проект, для чего он?

— Конечно, у нас были потом долгие разговоры о том, что это, зачем это, почему это. Сейчас я бы не хотел выдвигать какой-то небывалый «мессадж», кроющийся за проектом, потому что это не манифест. Я думаю, смысл проекта откроется сам в нужный момент. Мне нравится то, что есть внутренний сговор, известный только нам. А смысли должны сами возникать в процессе, как следствие творческого процесса. Сейчас есть огромное количество творческих объединений, у которых «мессадж» первичнее практики. Я предпочитаю обратную последовательность. Из нашей работы, вероятно, родится более ясная и для нас, и для зрителей формулировка того, чем мы занимаемся и для чего. Для меня сейчас важна радость от сотворчества. Мне нравится делать, а что из этого получится — посмотрим.

— В анонсе к концерту сказано, что проект пытается реабилитировать современную музыку, в первую очередь, академическую, для современных же слушателей. Насколько это соответствует действительности?

— Мне сложно судить об этом. На концерте, который прошел, мы представляли разные грани музыки: Илья был максимально академичен, Александр представлял неоромантизм, а я был по части хардкора. Но для меня это было единым процессом, потому что жанровые различия, по моему представлению, созданы для того, чтобы было удобнее ориентироваться на полке с дисками. Это удобно для менеджеров и музыковедов, но для меня жанровых границ не существует. Поэтому я не думаю, что в нашем выступлении есть какая-то попытка реабилитировать академическую музыку. Мне хочется верить, что премьера симфонии Бетховена тоже была рок-концертом, который за двести лет порос мхом, бородой, ненужными стереотипами, легендами. К сожалению, я вижу крен в сторону мхов и стереотипов и в современной академической тусовке. Хотя в Москве происходит больше свежих дел, чем в Питере.

— То есть талантливые современные музыканты и композиторы все-таки есть?

— Конечно, но как будто нет инфраструктуры, в которой можно общаться, вращаться, обмениваться опытом, находиться в диалоге. Музыка многогранна, сегодня есть попытки сказать об этом, и о том, что замыкание в каком-либо из жанров, кружков губительно для творческого процесса. В нашем выступлении мы используем разные жанры, но это не значит, что получается безжанровое нечто. Безусловно, высказывание каждого из нас жанрово целостно. Вопрос — в контрастах между нами. Дистанция между музыкой Ильи и тем, что делал я, гигантская. Эклектика — это интересно, я против нее ничего не имею, я даже за. Как я уже сказал, вопрос — в пропорциях. Если они не соблюдены, возникает китч. А это не очень клево, это в основном даже отвратительно. А если пропорции соблюдены, то, возможно, появится новый жанр. Мне бы хотелось верить, что, несмотря на эклектичность, в этом есть целое жанровое высказывание.

— Но между китчем и, например, гротеском существует довольно тонкая грань. Как не перейти ее?

— Грань тончайшая, действительно. Как не перейти ее – это сложный вопрос. Я обычно даю слушать, обращаюсь за советом к своим друзьям, к семье. Постороннее ухо очень важно, потому что композитор слишком долго находится наедине со своим сочинением: сначала любит его, потом ненавидит, затем вообще перестает понимать, что это такое. Важную роль в этом процессе играют друзья и те люди, с которыми ты в данный момент находишься в диалоге. Они становятся твоими соавторами, общение с ними очень помогает. Сейчас большая часть музыки, которую я делаю — театральная. И мои друзья режиссеры — Николай Дрейден, Максим Диденко — они для меня именно такие люди. Они находятся как бы над ситуацией, у них не было этого периода — «полюбить, возненавидеть, снова полюбить», они воспринимают музыку в тот момент, когда слышат ее. Критика близких мне людей — друзей, мамы, жены, дочки — это хорошее мерило, которое не дает нарушить нужную пропорцию. Еще сочинению нужно полежать. Когда открываешь его через время многое замечаешь острее. Но, по-хорошему, на вопрос «как не перешагнуть эту грань» я попробую ответить лет через пятьдесят, пока это слишком сложно, пока это поиск на уровне «качает-не качает».

— Как вы оцениваете положение дел в современно музыке? Существует ли разделение между академической музыкой, эстрадной, популярной, или это все и вправду надуманно продюсерами и музыковедами?

— К сожалению, эта разница и граница, для многих действительно есть. Часто между этими жанрами — пропасть. И виноваты в этом понемножку как попсовики, так и академисты. XX век — это время, когда все друг друга  возненавидели, сидели по своим норкам, хотя повода для этого не было никакого. Это продолжается и в XXI веке. Хотя это разделение обосновано, это разные подходы к музыке, но чисто ментально этого не должно быть. Не должно быть вражды, неприязни между людьми, занимающими разными вещами. Понятно, что симфонический жанр и жанр поп-песни — это разные вещи, но это не значит, что нужно не общаться друг с другом. Это похоже на религиозные войны. Такая позиция мешает диалогу, тормозит творческий процесс. Москва в этом смысле более демократична, терпима, там свежий подход более востребован обществом. Я хорошо представляю себе людей, которые вчера ходили на концерт металлической группы, а сегодня пошли в Филармонию, и для них это нормально. Но таких людей в нашем городе мало. Я не призываю упразднять жанровые границы — они всегда будут, и это зворово, — но коммуникативно их быть не должно.