26 сентября в ТЮЗе им.
— Вы уже не в первый раз ставите произведение Рэя Брэдбери. Сейчас в московском театре Et cetera идет ваш спектакль «451 градус по Фаренгейту». В одном из интервью вы сказали, что в новой постановке «Вино из одуванчиков, или Замри!» зритель увидит совершенно другого Брэдбери…
— Все достаточно просто. Брэдбери стал классиком мировой литературы благодаря произведениям, написанным в жанре научной фантастики. Его, прежде всего, знают, как
— Мне кажется, что это произведение довольно трудно перевести на сценический язык.
— Да уж, но тем интереснее. Текст для сцены, сочиненный мною, не стремится досконально передавать сюжет книги. Я не ставил перед собой задачу соблюсти канву, которая есть у Брэдбери. Изменилась композиция, последовательность изложения истории, но, надеюсь, сохранился ее дух. Хотелось взять из литературного произведения все, что связано с темами взросления, духовного становления, с тем жизненным опытом, который герой приобретает в процессе рассказа. Я бы сказал, что спектакль является вольной импровизацией или сценической фантазией по роману Рэя Брэдбери «Вино из одуванчиков».
— Именно поэтому вы решили изменить название?
— Дело в том, что есть такая игра «Замри». Дети разбегаются в разные стороны, а водящий произносит слово «замри» и все застывают. «Вино из одуванчиков» — название книги, а название спектакля — «Вино из одуванчиков или Замри!». В постановке время от времени возникает это игра. Но не это существенно. Название таит другой, более важный смысл. Кто не хочет задержать время, продлить счастливые минуту, мгновения? «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» Замри — это желание остановить уходящее время, ощутить его неповторимость и невозвратимость. Это о памяти, об еще одном виде земного притяжения.
— Герои книги, и, как я подозреваю, спектакля, ищут секрет счастья. А в чем его главный секрет по вашему мнению?
— Сколько живо человечество, столько времени оно пытается ответить на этот вопрос. Ищется ответ универсальный, а он у каждого свой.
— Я краем глаза смогла увидеть сценографию спектакля — она бесподобна: в зрительном зале «выросли» самые настоящие деревья, высотой чуть ли не до потолка.
— Толковать то, что зрители еще не видели — занятие бессмысленное. Посмотрят — поговорим. Сценографию к спектаклю сочинял замечательный художник — Александр Шишкин. С ним мне радостно работать. Кроме всего, возможно, потому, что мы из разных поколений, и, любопытны друг другу. Да, сцена и зрительный зал в этом спектакле находятся в капризных отношениях. Почему деревья? Не знаю, разве можно представить жизнь без них? Мне всегда хотелось, проснувшись утром, глянув в окно, увидеть деревья. Иногда удавалось. Ну, древо жизни… Каждый должен посадить дерево… Вот выпустим спектакль и критики объяснят — зачем нужны (или не нужны) деревья. Заканчивая работу, мы обнаружили, что Брэдбери рисовал деревья.
Кстати, этим летом я преподавал в Соединенных Штатах, и съездил в небольшой городок, где родился писатель, где происходит действие романа. Самое большое впечатление произвел не дом его детства, и не дом дедушки, а овраг, описанный в книге. Там фантастичные деревья, кустарники…
— Настоящие деревья с засохшими листьями, которые художник Александр Шишкин «рассадил» в зрительном зале, создают, на мой взгляд, трагическую атмосферу…
— Мне кажется, что в спектакле все должно быть переплетено — и драматизм, и лиризм, и трагизм. Вообще спектакль будет не об американской жизни. Мое первое, рабочее название спектакля — «Читая Брэдбери» — отражало подход к материалу. Что с нами происходит, когда мы читаем книгу американского или русского писателя, скажем, Толстого, о его детстве, отрочестве и юности? Мы вспоминаем свое, свое единственное. Соотносим чувства, мысли, ощущения автора с тем, с чем столкнулись в прошлом.
— Уже известно, что многие знаменитые петербургские актеры принимают участие в постановке…
— Да, в спектакле будут играть Николай Иванов, Валерий Дьяченко, Антонина Веденская, Татьяна Ткач, Игорь Шибанов… Надо бы перечислить всех… Короче, все мастера театра. А еще — Ирина Соколова, Сергей Дрейден, Сергей Бызгу, чьи имена говорят сами за себя. А еще — в этой постановке участвуют студенты III курса Театральной Академии, которые готовятся для работы в театре. И в этом тоже заключен некий сюжет: молодые впервые выйдут на сцену, будут играть вместе с теми, кто посвятил ей жизнь…
— Не будет ли в спектакле выстраиваться конфликт между молодостью и старостью?
— Зачем его выстраивать? Он всегда существует. У Брэдбери главный герой записывает в дневник, что взрослые и дети — это «два разных народа, и поэтому они воюют». Но постепенно к нему приходит понимание, что люди делятся не по возрастной категории, а совершенно по другим критериям.
— Этот спектакль маркирован возрастной категорией 14+ и предполагает аудиторию среднего школьного возраста. Вам не кажется, что в Театре юных зрителей мало постановок, предназначенных для действительно юной аудитории?
— Нет, не кажется. А, может быть, вы правы. Хотелось бы и дней солнечных побольше, и яхт в заливе, и чтобы птиц в парках больше было, и катков, и чтобы музыка всюду звучала на улицах, и чтобы люди улыбались больше друг другу, и чтобы вино из одуванчиков стояло на полках магазинов. Хорошо было бы!
