В театре «Мастерская» ученики Г. М. Козлова представили очередную премьеру — «Однажды в Эльсиноре. Гамлет». «Ваш Досуг» поговорил с режиссером постановки Романом Габриа о борьбе поколений, о поэтике пьесы Шекспира и о том, для кого английский классик писал свое великое творение.

— Роман, насколько я знаю, действие вашего спектакля происходит в 60-е годы xx века — во времена становления рок-н-ролла. Для вас было принципиально затронуть конфликт между эпохами?

— Скорее, конфликт между поколениями, а не эпохами. Это время я выбрал для максимального обострения сценического действия. Само время — яркое и интересное — подбросило нам ключ к решению пространства и костюмов, намекнуло на богатство музыкального оформления. В чем суть этой истории? В конфликте между родителями и их детьми. Эльсинор — это большой замок-дом, где живет клан. Гамлет, Лаэрт, Офелия — молодое поколение. Клавдий, Гертруда, Полоний, Озрик и другие — старшее. И дети, как всегда, не понимают родителей, а родители не понимают детей.

— Рок-н-ролл выступает здесь символом грядущих перемен?

— Конечно. Молодые люди привносят свою эстетику. Дети всегда говорят: «Папа, мама, мы будем слушать свою музыку, мы будем танцевать по-другому, одеваться по-другому, мы будем по-другому жить!»

— Но это все заканчивается плохо…

— Почему? Вы имеете в виду, что все умирают? Да, трагедия Шекспира заканчивается так. Но наш спектакль не об этом, потому что со смертью Клавдия начинается новый мир… Начинается новая свобода. Пастернак переводил пьесу во времена правления Сталина. Переводил по заказу, между прочим, Мейерхольда, уже запрещенного к тому времени. А окончательные правки делал после 1953 года. Неужели Борис Леонидович не думал об аллюзиях? Конечно, думал.

— Вы сказали, что со смертью Клавдия рождается новая эпоха. Но что же тогда происходит, когда умирают все представители молодого поколения?

— Происходит переоценка ценностей.

— В вашем спектакле появляются такие персонажи, как Шекспир и Пастернак. Поясните, пожалуйста, это как-то связано с больным воображением главного героя?

— Гамлет болен, это очевидно. Но появление этих героев с его болезнью никак не связано. В спектакле есть две сюжетные линии: история Гамлета, принца датского, и история перевода шекспировской пьесы. Зрители видят, как Пастернак, накануне войны, в Переделкино работает над переводом пьесы Шекспира. В его воображении сцены возникают в пространстве театра. Он проигрывает спектакль в своем воображении. И этот спектакль посвящен самой природе театра. Всему тому, из чего он состоит: его величеству актеру, автору, переводчику, режиссеру. И, конечно, я не смог обойтись без главной фигуры — драматурга. Так у нас в спектакле появился сам Шекспир, как известно, игравший на сцене «Глобуса» Гамлета-отца в собственной пьесе.

— Интересно. Так, а что с Гамлетом? Он действительно болен?

— Определенно, да. Потеря близкого человека стала причиной психического сдвига. Возможно, шизофрении. Например, в пьесе призрак появляется буквально, в спектакле — это всего лишь видéние. А фигура Горацио — второе «я» Гамлета, его внутренний голос.

— Вы обозначили жанр спектакля как трагифарс. Почему?

— Если внимательно читать пьесу «Гамлет», можно увидеть, что в ней нет единого жанра. «Гамлет» вмещает в себя разнообразие жанров — там есть и трагедия, и драма, и фарс. Все возможные формы театра. Но для меня это, прежде всего, трагифарс — фарс, который оборачивается трагедией. Одержимость Гамлета фарсова сама по себе: не понятно, где заканчивается реальность, а где начинаются фантазии больного сознания.

— А в чем выражается его болезнь?

— В его поступках и в его восприятии. Ведь мать, дядя, Полоний и все остальные персонажи ведут себя абсолютно рационально.

— Другими словами, источником фарсовых ситуаций становится только Гамлет?

— Нет. Все оказываются участниками фарса: и он, и свидетели. Когда в семье один больной человек, то всем остальным приходится время от времени ему подыгрывать. Так, например, все герои оказываются втянуты в спектакль Гамлета «Мышеловка».

— Главный антипод Гамлета — Клавдий?

— Абсолютно. Это дуэль двух мужчин. Говоря точнее, спектакль строится на треугольнике: Гертруда, Клавдий и Гамлет. Гамлет ревнует свою мать к отчиму. Отчим ревнует свою супругу к ее сыну. Гертруда разрывается между сыном и молодым мужем. У нее новая любовь, которая закрыла ей глаза: королева не замечает, что происходит с ее ребенком. Но она же и не понимает, что Клавдий использовал ее, чтобы добиться власти. В этом треугольнике суть разрушения семьи.

— Клавдий — отрицательный персонаж в спектакле?

— Нет. В пьесе вообще нет ни одного отрицательного персонажа. Чтобы понять мотивацию Клавдия, нужно задать вопросы: почему он убил своего брата? Была ли у него причина большая, чем любовь к Гертруде? Вообще: был ли отец Гамлета положительным человеком?

— Был?

— Не думаю. Потому что, если проанализировать все, что говорят об отце Гамлета, мы поймем, что Гамлет-отец — человек, который держал государство в «ежовых рукавицах». И вся страна находилась в состоянии войны. И тут появляется Клавдий — и все вздохнули свободно, в Эльсиноре наступили праздники… У Клавдия есть своя человеческая правда. Нет, конечно, юридически он преступник, но у этого убийства есть мощная мотивация. Думаю, с оговорками мы можем назвать убийство Гамлета-отца благородным поступком.

— Неожиданная, но любопытная трактовка…

— Вообще, за пьесой Шекспира тянется огромная сценическая история, на ней ответственность «вывихнутого века», чего-то сверхважного. Мы в нашей работе попытались снять с нее всякий трагический пафос и, можно сказать, похулиганили, поиграли на тему сюжета. Правы те, кто считает, что Шекспир делал блокбастер, чтобы зацепить воображение простого зрителя на берегу Темзы. В «Гамлете» есть все, что нужно для классного экшена: любовь, смерть, драки, придворные интриги, танцы и, конечно, Театр. Вот к этому-то празднику воображения мы и пытались вернуться.