Знаменитый балетмейстер известен во всем мире как хореограф, не раз обращавшийся в постановках к литературным сюжетам: «Анна Каренина», «Онегин», «Идиот», «Чайка»... Но есть особый сюжет, к которому Эйфман обращается не в первый раз, — это «Братья Карамазовы».
Фото: Катерина Кравцова
— Борис Яковлевич, вы второй раз ставите «Братьев Карамазовых». Так кардинально изменилось ваше восприятие текста?
— Есть художники, которые видят свои произведения как нечто неизменное, раз и навсегда завершенное. Я не отношусь к их числу. Обращаясь к собственным работам снова, я вижу в них идеи, которые мог бы раскрыть глубже. А как, осознав несовершенство собственного творения, не поддаться соблазну приблизить его к идеалу, переосмыслив с точки зрения новых хореографических и технических возможностей?!
С момента выхода первого спектакля по «Братьям Карамазовым» прошло около 20 лет. Сегодня я читаю этот роман и понимаю: я его вижу совершенно по-новому! Новый балет и называется иначе — «По ту сторону греха». И в нем — мое сегодняшнее видение романа Достоевского.
— К Достоевскому всегда было неоднозначное отношение. Сейчас, например, говорят о том, что он «забалтывался» в прозе, о его болезненной страсти страдания... Вам всегда был близок Достоевский?
— Современный человек вообще, к большому сожалению, отличается цинизмом и бессердечием. А вместе с тем — необузданным стремлением к удовольствиям, легкой и яркой жизни. Разумеется, Достоевский для него немоден, неактуален... Не в тренде, как это принято нынче говорить.
У меня свое — глубоко личное отношение к этому писателю. В 1980-е я жил романом «Идиот», который тогда переносил на балетную сцену. Потом «заболел» (я осознанно употребляю это слово) «Карамазовыми». «Недуг» этот не прошел до сих пор. В романах Достоевского сплелись воедино глобальные вопросы природы человеческой души, которые волновали меня всегда. Но каждое обращение к Достоевскому — серьезнейшее испытание. Однако если будешь его страшиться, то и на шаг не приблизишься к разгадке многих тайн души и духа человека.
— Литература обогащает балет или балет — литературу? Или это иное?
— Конечно, это взаимное обогащение и насыщение смыслами и художественными средствами. Та хореография, которая у нас по инерции считается актуальной, игнорирует драматургию, сюжетность, возможность обращения балетного театра к литературной основе. А для меня большая литература — одна из фундаментальных основ танца. Она вносит в балет интеллектуальное и философское содержание, накал эмоций. С другой стороны, выразительные возможности человеческого тела позволяют, обращаясь к великим книгам, открывать его скрытые смыслы, может быть, недоступные при обычном чтении.
— Ваши четыре балета — первых «Карамазовых», «Анну Каренину», «Чайку», «Онегина» — называют тетралогией. Что их связывает, кроме принадлежности русской классике?
— Эти балеты точно отражают индивидуальность нашего театра, особенности его пластической образности. Зритель понимает, что возможности языка тела в познании жизни духа безграничны. Мы, сосредотачиваясь на тайнах внутреннего мира героев, с помощью танца выражаем самые тонкие и сложные душевные состояния человека. Наше искусство нельзя отнести ни к одной из существующих стилистических систем. Мы создали свой психологический театр балета. И когда я обращаюсь к гениальной литературе, тот инструментарий, которым я владею как хореограф, дает мне возможность открывать новые грани классики. Это не пересказ сюжета, не балетная адаптация хрестоматийных книг, а опыт нахождения неизвестного в известном.
— Чем уже стала для вас Академия танца, в которую пока только идет набор учеников?
— Наряду с нашим театром это главный проект моей жизни. Мне практически в каждом интервью, отвечая на вопросы о состоянии современного балетного искусства, приходится говорить о его кризисе. О том, что нет ни новых звездных танцовщиков, ни молодых амбициозных хореографов — никого, кто смог бы заменить уходящих мэтров. И рассуждая так, я не кривлю душой. Но ставить диагноз можно сколь угодно долго, а недуг от одной лишь констатации фактов не исчезнет. Я считаю, что в наших силах воспитать новых лидеров балетного мира. Артистов (причем с большой буквы), обладающих не только уникальными профессиональными данными, но и особыми нравственным качествами. В этом — главная миссия Академии танца.
