Весна 2020 года нарушила привычный порядок вещей во всём. Театральный сезон замер, ушёл в интернет, а XIX Международный фестиваль балета «Мариинский» оборвался перед своей главной премьерой – и «Семь сонат» Алексея Ратманского, отрепетированные с хореографом по видеосвязи, были показаны лишь в конце сентября. Вчера, 27 ноября, сразу три балета прославленного хореографа показали в Москве, в концертном зале «Зарядье». Впечатлениями от просмотра делится Наталья Сердюк.

Зачастую по фестивальной премьере можно угадать «базовые ценности» Мариинского балета, вектор его развития на ближайшее время. И если прошлогодняя новинка – Push Comes To Shove Твайлы Тарп 1976 года – казалась именным подарком виртуозному Кимину Киму, то появление в репертуаре «Семи сонат» и возобновление «Лунного Пьеро», по-видимому, свидетельствует о повороте театра на курс более современной хореографии. О том, насколько долгожданной для труппы была новая встреча со спектаклями Ратманского, можно судить по составам исполнителей: нынешние и будущие примы и премьеры с удовольствием примеряют на себя новые роли. 

«Семь сонат», поставленные в 2009 году для ведущих солистов Американского театра балета, на Мариинской сцене обрели новый звёздный состав. Екатерина Кондаурова, Алина Сомова и Мария Хорева, появляясь в сопровождении своих кавалеров, кажутся одной идеальной героиней, отражённой волшебным зеркалом и являющей свои разные ипостаси в вариациях и дуэтах. Отойдя от схемы «В ночи» Джерома Роббинса, исследовавшего науку страсти нежной, Ратманский весело миксует всевозможные сюжеты и конфигурации. Изящную композицию, сочинённую для трёх пар солистов, можно воспринимать и как размышление о чувствах, и как разговор об истории балета XX века. Хореограф с мягкой иронией интерпретирует то, на чём вырос он сам, на чём воспитывались и артисты, и зрители: вот среди хулиганских па юношей мелькает намёк на танец маленьких лебедей, вот реверанс в сторону Баланчина, а вот – Бурнонвиля и всей датской школы. 

Ратманский играет телами танцовщиков, то сбивая их с ног, то нарушая заданный ритм, на секунду возвращая им стабильность и снова заставляя балансировать на краю невидимой пропасти. Порой стабильные, строго вымуштрованные классические тела бессознательно стремятся компенсировать эти «неправильности» – кто-то смягчением переходов между движениями, кто-то – отчаянно не давая себе «упасть». Но если артисты ныряют в балет с «закрытыми глазами», не сопротивляясь хореографии, а полностью отдаваясь её течению, как, например, Евгений Коновалов и Роман Малышев, то постнеоклассика Ратманского обнаруживает и красоту, и внутреннюю логику, и наследие великой традиции. 

Судя по всему, хореография Ратманского больше всего подходит танцовщикам, полным «божественной пустоты», – готовым убрать свой характер и положиться на сочинённые для них па. Возможно, в этом секрет того, как удивительно «сел» на Викторию Терёшкину «Лунный Пьеро», поставленный в 2009 году для Дианы Вишнёвой, балерины совершенно другого темперамента и пластики. Своей марионеточной бесстрастностью, пронзительной механичностью страданий и насмешек над своими незадачливыми воздыхателями, Терёшкина создала пугающе изысканный образ Петрушки XXI века. Однако новая программа была бы неполной без своеобразного десерта, жизнерадостного хита Concerto DSCH, в котором под музыку Шостаковича Ратманский с азартом занимается строительством идеального балетного коммунизма и заставляет размышлять, каким бы стал Баланчин, останься тот в СССР, а также о том, как к лицу Мариинскому балету современная хореография. 

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: