Игорь Бутман, Александр Сипягин, Хиске Остервик и Владимир Фейертаг – в проекте «ВД».

Фото: Владимир Скориков /страница автора/

XVII Международный фестиваль «Джаз над Волгой», который прошел в Ярославле с 21 по 27 марта, собрал музыкантов из США, Германии, Италии, Голландии, Сербии, Эстонии и России. Среди гостей лучшие на сегодняшний день исполнители джаза – лидеры ведущих джазовых коллективов и участники самых престижных международных фестивалей. Не исключено, что имена некоторых из них встанут в один ряд с легендами джаза…

О том, куда и как движется джаз, о его роли в современной музыке и в собственной судьбе в нашем проекте размышляют действующие лица фестиваля «Джаз над Волгой – 2017»: арт-директор и одновременно один из хедлайнеров, хедлайнер как таковой, получившая статус специального гостя вокалистка, а также легендарный историк джаза.

ВЛАДИМИР ФЕЙЕРТАГ

Постоянный ведущий всех фестивалей «Джаз над Волгой». Музыковед и историк джаза из Санкт-Петербурга. Уникальный рассказчик, знающий про джаз больше, чем любая энциклопедия. Заслуженный деятель искусств России.

Современный джаз стал очень разным – джаз-рок, эйсид-джаз, этно-джаз и множество других вариантов экспериментальной музыки. На нынешнем фестивале Алексей Круглов, участник трио Яака Соояара, даже стихи читал. Что же называть сегодня джазом?
Есть чисто формальные признаки: наличие свинга, импровизации, бита, ударных, наличие некоего ритмическо-энергетического начала и индивидуального узнаваемого звука. Но есть еще философское понимание джаза. Для многих в джазе главное не вышеперечисленные особенности, а личная свобода музыканта. Я свободный человек, я выхожу на сцену и ничему не подчиняюсь – ни законам академической музыки, ни джазу, ни року. Ничему! А вы гадайте, кто я такой… Джаз – свободное демократическое искусство. И под свою крышу он иногда собирает людей разной идеологии.

Джаз всегда был альтернативой популярной музыке, эстраде, некоему мещанскому духу. А сегодня?
Он и остается альтернативой всему перечисленному. Джаз не очень-то хочет быть в массовой культуре. Это музыка для интеллектуалов. И, скорее всего, он сблизится с академической музыкой. По сути, эти направления стоят рядом, только академисты играют по нотам и не умеют импровизировать, у них нет такой свободы, как у джазовых музыкантов. А по качеству исполнения, по музыкальным данным музыканты равны, хотя джазовые все-таки стоят выше, поскольку и гармоническое чутье у них острее, и чувство ритма.
При этом попсовая музыка не спрашивает ни у кого разрешения, когда заимствует что-то. Более того, она нанимает джазовых музыкантов аккомпанировать – и джазмены, как лицедеи, как театральные актеры, играют предложенную роль. Почему нет? Надо же чем-то и зарабатывать на жизнь. А заработать можно на масскульте. И с каким бы презрением мы ни относились к «предателям», надо признать, что играют-то они очень здорово! И благодаря джазу они хотя бы немножко улучшают попсу. Да и рок-музыку! Ведь и в ансамбле Макаревича, и у Шевчука играют джазмены. И Гребенщиков берет в «Аквариум» джазовых музыкантов. Потому что знает: если он возьмет джазменов – у него не будет проблем. У рокеров мало знаний, недостаточно музыкального образования и меньше философии. А в аккомпанементе должно быть интеллектуальное начало, а не просто бренчание и таперство.

Сохраняется ли сегодня в среде музыкантов мнение, что настоящий джаз могут играть только афроамериканцы?
Вообще, в исполнении афроамериканцев обязательно будет блюзовое начало, что-то от музыки соул. Они стремятся это сохранять и всегда скажут вам: да, другие музыканты могут перещеголять нас в фактуре, в скорости, но при этом у нас иные голосовые связки, чуть-чуть другие звуки, в том числе на трубе, эта музыка у нас в генах? и мы обладаем некой тайной, и вы, белые, можете всё это имитировать, но все равно вы вторичны.
Но, если вам поставят диск современной джазовой музыки и не назовут исполнителей, вы не сможете идентифицировать – афроамериканец играет или европеец! А когда посмотрите на состав, выяснится, что этот альбом записали японец, живущий в Италии, венгр, живущий в Норвегии, и русский, живущий в Бруклине. Качество исполнения сегодня высокое у всех! Да и джазовому образованию в мире уже больше 50 лет, многие начинают заниматься этой музыкой с раннего возраста.

А каков уровень современного российского джаза на фоне американского и европейского?  
Мы не самая отсталая страна! Посмотрите, сколько русских в Нью-Йорке играют джаз! Да, им часто приходится заниматься коммерческой музыкой. Потому что нет капитала за спиной. Они все-таки музыканты первого поколения, следующим будет легче. Кто-то возвращается. Скажем, Бутман вернулся. А ведь он 10 лет провел в Америке, и он не бедствовал. Но уехал. Потому что увидел, что рядом музыканты, которые в 18 играют уже так, как он в 40. И среди них немало афроамериканцев. Сложно  конкурировать! А в России, если стать первым парнем в джазе и уметь выстраивать связи, тебя ждет синекура.

Почему мужчин в джазе больше, чем женщин?
Потому что очень трудное искусство! Джаз – это, прежде всего, духовые и ударные инструменты, которые требуют огромной энергии. Дыхательная система мужская просто сильнее, и сам организм сильнее в физическом отношении. Женский организм более рационален, в женщине заложено бережное отношение к себе, потому что ей сохранять и продолжать род. Мужчинам больше присущи риск, революционность, новаторство. Женщина не может себе это позволить. Вернее, может, но тогда она теряет женское начало. И человечество в этом случае тоже теряет. Воля к победе у женщины может быть не меньшей. В западных оркестрах сегодня много женщин-духовиков, но выдающихся солисток уровня Колтрейна нет. Это адский труд! И барабанщицы не встают вровень с мужчинами. Гитаристок почти нет, потому что это сложный инструмент. А вот хороших пианисток, вокалисток – довольно много.

Большинство людей с годами становятся консервативны и не принимают новых течений в искусстве. Вы же всегда не просто доброжелательно высказываетесь об экспериментальной музыке, но и относитесь к ней с подлинным интересом и даже с уважением и восхищением, когда она того заслуживает. Как вам удается сохранять открытость новому, сохранять эту восприимчивость?
Я тоже консерватор в чем-то. Но зритель не должен это чувствовать! Я же еще и педагог. Поэтому я обязан всё знать и рассказывать студентам про все стили и быть настроенным позитивно. Мои студенты иногда консервативнее меня! И, случается, я ставлю им новую музыку: «Вам не нравится? Но ведь кто-то сидит и слушает. Почему они это делают? Разве здесь нечему учиться?» Как я могу отвергать то, что не принимаю, то, что мне не нравится. Мне, например, не нравится то, что делает Круглов на рояле (это – понты, музыки там нет!). Но посмотрите, какой он свободный человек! Что он себе позволяет! Я себе такого позволить не могу, у меня не такая творческая работа. И я ему даже завидую… Вообще, люди, которые делают фестиваль, должны быть толерантны ко всему. Иначе не надо и браться. Или делать что-то тематически узкое. Но раз у нас такой многостилевой фестиваль, значит, мы должны всё любить! А публика пусть выбирает.

АЛЕКСАНДР СИПЯГИН

Арт-директор и хедлайнер фестиваля. Один из ведущих трубачей мира. Родился в Ярославле, сегодня живет в Нью-Йорке. Обладатель трех премий «Грэмми».

В чем вы видите роль арт-директора джазового фестиваля в провинциальном городе? Что вам хотелось в идеале и что из задуманного удалось осуществить?
На самом деле не важно – маленький город или большой. Зрители должны услышать джазовых исполнителей очень высокого уровня. На нашем фестивале такие выступали в заключительные три дня. Я пригласил именно тех музыкантов, которые близки по духу, по своему музыкальному уровню и которые при этом играют абсолютно разную музыку. Коллектив Ильи Морозова, Игорь Бутман и Московский джазовый оркестр, Ари Хёниг, Крис Поттер, музыканты двух моих проектов – это высший эшелон джаза на сегодняшний день. Уверен, их участие принесло необыкновенную энергию в город. У людей, которые услышали их музыку, точно изменился взгляд на джаз!
До этого подбор музыкантов на фестивале меня не устраивал. Приглашались неплохие исполнители, но многие из них – это все же музыканты местечкового уровня. Так, кстати, часто происходит во многих городах, когда участники не соответствуют масштабу фестиваля. Когда меня пригласили стать арт-директором, я понимал, что необходимо выстроить концепцию, и что уровень музыкантов должен быть гораздо выше, чем раньше. Мы много спорили и с Игорем Гавриловым и с Игорем Бутманом. Но я поставил условие: найти средства и по-хорошему заманить лучших музыкантов. «По-хорошему» в моем понимании значит: чтобы им у нас понравилось и чтобы они захотели приехать снова.

На фестивале вы представили свой новый проект New Path. Как и почему он появился?
У меня была идея соединить в одном проекте вокал и трубу. А на моем курсе в консерватории Голландии училась Хиске Остервик. На студенческих мастер-классах она проявила себя более чем активно – по собственной инициативе написала слова на мою музыку! Сначала мы решили просто записать эти произведения как демо-версию. Но запись получилась на уровне CD. И я пригласил близких по духу музыкантов, с которыми постоянно играю – в Америке это Михаил Цыганов и Борис Козлов, а в России – Макар Новиков, Саша Машин и Алексей Иванников. Составы абсолютно эквивалентны по своему уровню. Так сложился коллектив New Path. Мы много гастролировали – были в Бразилии, Китае, Италии. Уже выпустили три альбома, два последних были записаны на лейбле Butman Music.

Насколько сложно (или, наоборот, не сложно) быть лидером группы и руководить творческими людьми будучи самому творческой личностью?
Это абсолютно не сложно. Хорошими музыкантами не нужно руководить, их не надо учить – они и так всё умеют. Зная их способности, ты просто даешь им ноты, а они, понимая твою музыку, делают свое дело. Я только даю указания: куда мы идем, куда поворачиваем. Как навигатор. При этом я даю им полную свободу: «Ребята, мы идем вот в том направлении, но вы делайте что считаете нужным!»

Вы обладатель трех премий «Грэмми» (за исполнение музыки в составе джазовых коллективов). Это, безусловно, признание. А как вы лично для себя, внутренне, определяете, что есть успех?
Каждый раз, когда я выпускаю новый альбом, – это маленькая ступень вверх. К записи я готовлюсь примерно год – собираюсь эмоционально, продумываю наполнение и так далее. Когда в итоге завершается эта огромная работа, это приносит мне наслаждение и удовлетворение как музыканту. И вот когда то, что ты задумал, соответствует тому, что ты сделал, а иногда получилось даже лучше, чем ты хотел, – это и есть успех. Особенно когда получается больше, чем ждешь! Это дает импульс для новых проектов.

Несколько лет назад в нашем интервью вы говорили о пути музыканта: «…сначала берешься за все подряд, просто для того, чтобы выжить (если зарабатываешь музыкой – уже хорошо!). Постепенно отсекаешь то, что не нравится. И конечная цель – играть только то, что тебе интересно. В том числе воплощать собственные проекты». Сегодня вы перешли на этот уровень – занимаетесь собственными проектами. Что дальше? Какой следующий шаг?
Разумеется, когда достигаешь какого-то уровня, хочешь перейти на следующую ступень. Вчера, например, мы отыграли нашу программу, и я вижу ошибки, те места, которые предстоит изменить. Нужно постоянно совершенствовать свою музыку. Это – каждодневная работа, ей нет конца.

А что для вас сложнее – исполнять собственные произведения или чужие?
Конечно, собственные! Когда исполняешь свое произведение, у тебя всегда есть сомнения, в ту ли сторону ты идешь. Я несу ответственность перед другими музыкантами, и я должен быть стопроцентно уверен в себе, в том, что правдив в своей музыке. А когда я исполняю сочинения других авторов, я просто следую их указаниям и стараюсь быть правдив в своем стиле – не подражать никому, а быть самим собой.

Станете ли вы арт-директором следующего фестиваля «Джаз над Волгой»?
Конечно! В этом году всё случилось несколько спонтанно. Но дало хороший толчок. Фестиваль будет развиваться. У нас грандиозные планы! Пока не буду их озвучивать, но это точно будет next level – следующий уровень!

ХИСКЕ ОСТЕРВИК

Специальный гость фестиваля. Голландская певица, вокалистка проекта Александра Сипягина New Path.

С чего началась музыка в вашей жизни и конкретно джаз? Вы всегда хотели заниматься именно джазом? Не было ли желания сделать оперную или эстрадную карьеру?
Так могло случиться, что моя жизнь оказалась бы связанной с классической музыкой – я получала академическое образование. Но я услышала джаз. И это меня очень увлекло! Я переключилась на изучение джазовой музыки, которая всё больше и больше поглощала меня. Сегодня я исполняю не только джаз, пою в смежных жанрах, но заниматься популярной музыкой не хотела никогда.

Кто из исполнителей повлиял на вас?
Когда я начинала, это были Элла Фицджеральд и Чак Бейкер. А после мне нравились многие музыканты, и в современном джазе на меня большее влияние оказывают инструменталисты, а не вокалисты. На мою манеру исполнения может повлиять голос трубы или саксофона. Либо гармония, которую несет пианист или гитарист. Либо энергетика кого-то из исполнителей. Всё это можно спроецировать на собственное пение. Я слышу других, и у меня в голове проносится: «О, как они это делают! Какая энергия идет от них!» И я пытаюсь нести то же содержание, ту же энергию в своем выступлении.

Традиционно считается, что джаз – это музыка черных мужчин, но не белых женщин. Ощущали ли вы это лично на себе когда-нибудь или для Голландии (и в целом для Европы) подобное не актуально в принципе?
Я никогда не чувствовала мужского снобизма. А приходилось выступать и с афроамериканцами, и с европейскими музыкантами. Сегодня подобных границ в джазе не ощущается. По-моему, это уже история.

Отличается ли чем-то ваш обычный день от того, в котором намечен вечерний концерт? Проживаете ли вы как-то по-особенному время перед выступлением?
Моя жизнь настолько наполнена музыкой, что никаких отличий нет. Я постоянно что-то слушаю, изучаю, хожу на мастер-классы. Музыка буквально протекает сквозь каждый мой день. У меня не бывает уикендов, в которые я отдыхаю от музыки.

ИГОРЬ БУТМАН

Хедлайнер фестиваля. Известный саксофонист и музыкальный продюсер. Руководитель Московского джазового оркестра. Владелец лейбла Butman Music, где записываются альбомы и российских, и американских джазовых музыкантов. Народный артист России.

Вы, безусловно, знали о фестивале «Джаз над Волгой». А почему приняли решение участвовать в нем именно в этом году?
Не то, чтобы я принял решение… Меня пригласил арт-директор – мой друг и замечательный музыкант Александр Сипягин. И расписание нашего оркестра позволяло приехать именно в данное время в Ярославль. То есть сошлись все звезды. На самом деле, я давно хотел побывать на этом фестивале, но по разным причинам не складывалось.

Вам приходилось играть с самыми разными музыкантами, вы долго жили в Америке, на родине джаза. Чувствуете ли вы разницу между американскими и европейскими джазменами?
В чем-то отличия есть, но все эти нюансы, тонкости не всегда уловимы. Джаз стал настолько разнообразным, в нем присутствуют все стили – кто-то из музыкантов ближе к классическому направлению, кто-то играет новоорлеанский джаз, кто-то повторяет музыку Глена Миллера, кто-то играет только современных авторов. Наш оркестр импровизирует и на известные темы, и на современные. Все перемешалось в мире джаза, и каждый пытается внести что-то свое, какие-то свои оттенки. Скандинавы, например, более вдумчивые, более меланхоличные. Русские – более страстные, больше похожи на афроамериканцев, но при этом у нас больше широты, распевности. А в целом в джазе происходит то же, что и в академической музыке, которую мы уже не разделяем на эпохи и страны, а просто называем академической. Джаз вообще лучше перестать ограничивать какими-то рамками.

Собственно русская музыка повлияла как-то на джаз?
Гамма, тон, полутон – которые все время используются в импровизации – в теории были обозначены Римским-Корсаковым… Вся музыка строится музыкантами на основе того, что они слышат. Те же африканцы, оказавшиеся волею судеб в Америке, слышали и французскую, и английскую, и еврейскую музыку. И рабы, исполнявшие первые блюзы, играли на инструментах, которые пришли не из Африки! Конечно, джаз появился благодаря африканской культуре. И эти ритмы, и этот тембр – это всё оттуда. Многие, кстати, до сих пор считают, что настоящий джаз могут исполнять только афроамериканцы. Но если бы не произошло этого соединения культур, может быть, джаз и не родился. А если бы ни Глен Миллер, ни Бенни Гудмен, ни Чик Кориа и многие другие – искусство джаза точно не стало бы таким, каким оно стало!

Когда вы играете с постоянным составом и когда играете как приглашенный солист – что самое трудное и в том и в другом случае?
Когда ты лидер в каком-то постоянном составе, ты отвечаешь за всё. За то, как звучит. За то, что звучит. За то, каким образом публика реагирует. Ту музыку, которую мы постоянно играем в своем коллективе, мы хорошо знаем и исполняем слаженно. Просто стараемся по-новому ее преподнести. И, конечно, мы купаемся в своей музыке и получаем удовольствие. А когда играешь как приглашенный музыкант, думаешь только о том, как точнее выполнить свою работу, и при этом, когда вдруг нет ожидаемого успеха – это не на твоей совести, если ты играл хорошо и полностью выложился. Хотя, конечно, когда что-то не получается, начинаешь копаться в себе, нервничать. Но такое всё реже и реже происходит. Как правило, партнеры замечательные, и кто-то всегда готов взять инициативу на себя. Но все же это совсем другое удовольствие по сравнению с игрой в оркестре, который ты давно и хорошо знаешь.

У вас никогда не было соблазна уйти в более востребованную популярную, эстрадную музыку? Что вас удерживает в джазе, который остается музыкой для узкого круга, музыкой для избранных?
Знаете, чтобы попасть в историю, надо быть среди избранных, а не среди многих (смеется). Что касается популярности – она быстро проходит. А главная причина, наверное, в том, что я не могу с собой справиться и играть проще. У меня не получается «проще»!

Известно, что в детстве вы занимались хоккеем, выступали за юношескую сборную «СКА (Ленинград)», и это увлечение сохранилось на всю жизнь. Каким-то образом спортивный опыт помог вам как джазмену?
Ну, конечно, когда надо расталкивать локтями своих конкурентов (смеется). А если серьезно, конечно, помог. Хороший концерт – сродни хорошей хоккейной игре. А лидер в какой-то мере близок тренеру. Ты смотришь, кто сегодня в ударе, как у тебя самого получается соло – и решаешь, какие композиции лучше сыграть. Ну а джем-сейшен – это вообще спортивное состязание! Ты должен победить. Значит, у тебя должна быть выдержка, тактика. Если кто-то превосходит тебя в скорости – ты должен победить звуком. Или кто-то играет больше, зато ты играешь ярче. То есть нужно хотя бы немножко отличаться и быть в форме. Многие говорят, что музыка – это не соревнование. Соревнование! Причем требующее даже большей настойчивости, больших усилий и проявления характера, чем спорт.