Они полагают, что творчество лучше денег. И не пытаются быть как все. Они любят ту землю, на которой родились. И не стремятся куда глаза глядят. Свою жизнь они превращают в искусство. И меняют представление о том, каким должен быть художник.
Конечно, первое, что меня зацепило в них, это то, что арт-группа «Творческая дача» – из Ижевска. Родной город и люди, которые в нем живут, всегда особая точка притяжения. Но главная причина для разговора другая. Нынешний фестиваль «Преображение» в Ярославском музее-заповеднике завершился проектом «Предметный разговор». И главными героями этого визуально-музыкального действа стали участники «Творческой дачи». Языком современного искусства они рассказали о музейных экспонатах. Казалось, что такое невозможно. Но они это сделали.
– Можно ли сказать, что арт-группа «Творческая дача» – альтернатива официальному искусству?
Анфим Ханыков, арт-директор группы:
– Довольно долгое время мы были андеграундом. Да и сейчас, по большому счету, им остаемся.
Свою жизнь в искусстве (используя определение Собинова) мы начинали в 1990-е. Тогда не было открытых галерей, каких-то других пространств, где можно было пробовать свои силы, взаимодействовать с публикой. Поэтому наш творческий опыт больше связан с городской средой, с городским пространством. Мы работали в формате площадного искусства, создавали праздники – сначала локальные, затем вышли на городские площади, в пространство музеев.
Сегодня, когда среди наших заказчиков и городские власти, и государственные учреждения, когда мы активно сотрудничаем с музеями (в частности, работаем с питерским музеем «Эрарта», в Ижевске открыли Музей города), – с чисто формальной точки зрения мы перестали быть андеграундом. Да и само понятие «андеграунд» отражало некий промежуток времени. Поэтому себя мы бы определили чисто формально как современное искусство. Мы не занимаемся академическими, классическими вещами (при этом не отвергаем данное направление, классическое искусство – это школа, на базе которой развивается культура). Нам интересны мифы, легенды, артефакты прошлого. Интересно работать с пространством – не просто с каким-то местом, но и с пространством смыслов, когда слова, взаимодействуя между собой, открывают новые значения, меняя в том числе и окружающую трехмерную реальность.
– Почему, на ваш взгляд, актуальное искусство вдруг стало востребованным? Даже государственные музеи сотрудничают с художниками, занимающимися современным искусством…
Антон Карманов, участник группы:
– Во многом потому, что Союз художников – представляющий официальное искусство – каких-то больших, грандиозных смыслов сегодня не производит. Он просто является рудиментом Советского Союза и обслуживает некий сектор, который ментально этому Советскому Союзу соответствует. При этом то, что в 1990-е считалось современным искусством, сейчас приняло формы приемлемые для массового восприятия (условно массового).
– Как возникла ваша группа? Любой ли художник может стать ее участником?
Анфим Ханыков:
– «Творческая дача» – это дом, расположенный почти в центре Ижевска, в котором сегодня живет моя семья, собираются художники. Сначала это просто была моя мастерская, в которой с 1990-х годов стала концентрироваться культурная жизнь города. Маргиналы, культурные деятели, депутаты, преподаватели, туристы проходят через это пространство. Это – некий котел, где происходит вычленение смыслов и идей, которые потом воплощаются в тех или иных проектах.
Мы достаточно открыты. У нас нет никакого отбора, «требований к кандидатам». Мы просто сообщество друзей. Вопрос сотрудничества с любым художником – это вопрос резонанса, эмоционального и смыслового, когда чувствуется, что мы на одной волне, разговариваем на одном языке, и сказанное слово не просто доходит, но и возвращается усиленное новым смыслом.
– Как выстраиваются отношения внутри группы? Как вы работаете вместе? Проводите мозговой штурм и принимаете единое решение? Или каждый создает что-то индивидуально?
Антон Карманов:
– Отношения внутри строятся достаточно неформально. Наверное, есть и то, что называется мозговым штурмом (мне просто не нравится это словосочетание). Обычно собираемся за чаем, обсуждаем какую-то идею, пытаемся осознать какое-то место или какие-то предметы, понять их как самостоятельные персонажи, узнать, как они присутствуют в мифологии и придумать для них новый миф.
Скажем, как строилась работа с проектом «Предметный разговор», который нам предложил музей-заповедник? Нам прислали изображения семи предметов из экспозиции музея. Среди них – кости мамонта и карета губернатора Мельгунова, половецкая маска и флюгер с медведем… Что это? Почему эти предметы существует в едином пространстве музея? Почему именно их выделили? Мы попытались представить, а что если у людей в этой культуре ничего, кроме данных семи предметов, не осталось? Так рождается представление – когда к каким-то предметам ты начинаешь относиться слишком серьезно. Это, наверное, и есть искусство. Ты относишься к предмету слишком серьезно и даешь ему что-то, чем он не обладает.
Анфим Ханыков:
– Конечно, каждый участник группы – индивидуальность. У кого-то больше выражены организаторские способности, как у меня, например. Кто-то, как Максим Верёвкин, очень давно занимается перформансом, проявляет свои таланты как режиссер. Антон Карманов – мультимедийщик, ему интересно всё, что связано с видео, техникой… Участники – как пазлы. И я пытаюсь соединить разные таланты разных людей, чтобы получился некий конечный продукт, который можно было бы предъявить зрителю. Каких-то столкновений и конфликтов у нас нет. Мы не зарабатываем больших денег – нет точки приложения конфликта.
– А каким образом вы выживаете в обществе, где без денег никак?
Антон Карманов:
– В первую очередь, за счет снижения запросов и требований к окружающему миру. Это происходит через внутреннюю пересборку, отрезание того, что не обязательно и не нужно. Это первый и самый важный инструмент. Соответственно, художник, который эту пересборку не проходит или отказывается от нее, чаще всего влипает в житейские вопросы, старается, как все обычные смертные, удвоить свои доходы и тому подобное, и художником перестает быть.
– Коллективное творчество не предполагает категории авторства. Не обидно ли оставаться безымянным?
Антон Карманов:
– Я думаю, это фальшивая идея – стать известным. Желание самовыразиться сводится к получению удовольствия от того, что твое имя на слуху. У меня это всегда вызывало сомнение. Мне интересно искусство, в котором нет субъективности. Есть гораздо более грандиозные вещи, чем ты сам. И если ты понимаешь, что они есть, то выпячивание себя – это, как минимум, гордыня.
– А насколько вам интересно развивать городскую среду? Менять восприятие зрителя?
Антон Карманов:
– Это очень интересно. Думаю, сейчас как раз наступило время, когда художник не может быть маргиналом, асоциальной личностью. Просто трудно сегодня быть алкоголиком и наркоманом и при этом оставаться на волне. Жизнь преломилась, буквально на наших глазах она вошла в какое-то совершенно другое русло. Всё говорит о том, что надо внятно предлагать свои интересы, свои проекты и выходить на большие ресурсы – чтобы заниматься публичным искусством, или архитектурой, или развитием территории, или образовательными проектами. Время вкладывать деньги в то, что находится под ногами, за окном или на соседней улице. И успех этого времени будет зависеть от того, сумеют ли договориться те, кто владеет ресурсами, с теми, кто может произвести какие-то смыслы – или, по-простому, сумеют ли люди с деньгами договориться с художниками.
– Инициатива при этом должна больше исходить от творческой среды?
Антон Карманов:
– Мне кажется, если в городе вызревает необходимость развивать его, то складывается абсолютно неожиданное сообщество людей, которые начинают этим заниматься. Причем объединяются люди из разных сфер. В Новосибирске это, скорее, будут архитекторы, в Кемерово – люди, работающие со звуком (по привычке их называют музыкантами), в Томске – те, кому интересно слово и отчасти живопись, в Ижевске – художники, которые работают с площадными представлениями.
Вообще, творческие ресурсы любого города очень ограничены. Сколько может быть художников в городе? От силы пять-десять. И то это большое счастье, если столько наберется. Ведь имеющие художественное образование не могут быть отнесены к художникам как таковым. Разница между художником и не художником в том, что один строит дом, а другой его обслуживает. Чтобы обслуживать существующий культурный пласт – что-то подкрашивать, заделывать трещинки и так далее – необходимо, чтобы опыт прошлого был скопирован в какое-то человеческое тело, которое будет выполнять функции сохранения. Такие задачи тоже должен кто-то решать. Но к художнической практике это имеет косвенное отношение.
– Современное искусство сопровождается какими-то провокациями, радикальными акциями. Вам это не интересно?
Анфим Ханыков:
– Мы работаем и с провокациями. Но при этом остаемся в контексте православной культуры и не переходим каких-то границ. Вообще, то, что называется современным искусством и продается в галереях Москвы и Питера, это достаточно замкнутая вещь в себе – больше связанная с сиюминутной, политической ситуацией, обыгрывающая состояние современного общества. Это – узкий круг художников и потребителей данного творчества, к которому нас можно отнести формально. Да, мы говорим языком современного искусства, но работаем с мифами, легендами, историей – с тем, что называется памятью места.
– Ваша арт-группа существует уже почти два десятка лет. Значит, современное (альтернативное, актуальное – назовите как угодно) искусство может развиваться в провинции. Но считается, что провинция – не место для творческого человека, да и для культуры вообще. Что здесь нет той художественной среды, в которой можно расти, развиваться, пытаться что-то реализовать. Поэтому многие стремятся в столицу, за границу…
Антон Карманов:
– Все это идет от слабости. Уж кому-кому, а художнику можно лежать бревном в любом месте и прорастать во все стороны, заполняя абсолютно любые пространства, и оставаться гораздо более живучим, чем грибы и плесень.
Пусть кто-то уезжает! Нужно посмотреть, что человек находит на новом месте, и сразу всё станет понятно. Стратегия: хочу поехать на Запад и жить как на Западе – бракованная в самом своем основании. На Западе люди никуда не едут, а живут в своем городе и развивают свое место, свое маленькое сообщество, свое большое сообщество, очень ценят его, а чужих не особо пускают. На самом деле я с большим пренебрежением отношусь к тем, кто говорит, что заслуживает гораздо большего. Это всё от внутренней скудности и малодушия.
Я в 20 лет начал делать свои первые межрегиональные фестивали электронной музыки, работал в одном из театров Германии, сменил огромное количество мест и сфер деятельности. Мой опыт показывает: если что-то очень хочется сделать – это всегда получится. В этом, наверное, и состоит искусство – из ничего создавать что-то.
